В Варну прибыли пароходы с болгарскими рабочими, эмигрировавшими до войны в США. Несколько лет они вынуждены были изготовлять снаряды и оружие, которыми уничтожали их братьев, таких же тружеников. Теперь, когда война окончилась, болгарские рабочие стали не нужны, и американские власти отправили их домой — в опустошенную страну. Безработица еще больше возросла.
Наша артель распалась, на пристани работали вернувшиеся болгары. Что же, идти в батраки к какому-нибудь кулаку? Нет! Во что бы то ни стало надо добраться до родины!..
Русские рыбаки-старообрядцы, переселившиеся из Румынии, смело выходили на своих лодках в открытое море. Я сговорился с ними, подобрал партию желающих плыть Черным морем на лодке в Одессу. Но этот план сорвался — у нас не нашлось необходимой суммы денег.
Ходили слухи, что легче всего выехать в Россию из Константинополя, где собралось очень много русских, от которых «союзники» не прочь избавиться. Но как попасть в Турцию?
У военнопленных я достал паспорт на имя Ефима Заики. Вид у меня был странный: я не брился, борода отросла чуть ли не до пояса. Двое лемносцев присоединились ко мне, они тоже сильно тосковали по родине.
Я узнал, что старый русский пароход «Адмирал Кашерининов» уходит в шесть часов утра в Константинополь.
Мы сложили свои деньги, купили хлеба и сала. Захватив одеяло, я вечером спрятался с друзьями за тюками с грузом, невдалеке от «Кашерининова». С парохода на пристань был переброшен толстый канат.
Спать мы не могли, все молчали, глядя на канат.
Один из спутников пошевелился и шепнул:
— Не пора ли?
Было часа три ночи.
— Начинай ты, — сказал я.
Он ушел. С замиранием сердца мы следили за фигурой, которая по канату передвигалась к борту парохода. Наконец он взобрался на судно. Следом полез и я…
Взобравшись на пароход, я медленно двинулся по палубе, осторожно переступая через спавших матросов.
Дверь в кочегарку была открыта, мы втроем залезли в угольную яму, разложили одеяло, зажгли свечу. Поели, погасили свечу и уснули.
Пароход качнуло, послышалась мерная работа винта…
Воды у нас не было, а пить очень хотелось. Один из моих спутников пробрался наверх. Утолив жажду, он благополучно вернулся, потом пошел второй, а за ним и я.
Спустя сутки мы услышали, как бросили якорь. Сидеть в неизвестности нам надоело, один пошел на разведку. Вернулся он сильно возбужденный и сказал, что его заметила какая-то женщина. Притаившись, мы ждали развязки. Показался свет, раздался голос: «Вот они!» Нас вывели на палубу.
Было тихое утро. Пароход стоял близ красивого берега, на котором возвышались огромные старинные башни. Но нам было не до красот… Старик капитан, увидев «зайцев», затрясся.
— Что теперь делать?! — воскликнул он. — Я уже дал список пассажиров и команды, а дальше будет еще один контроль! — Я, капитан, должен знать все, что происходит на пароходе!.. Теперь — беда! Но и вам тоже будет не сладко!..
Мы смутились. Выяснилось, что пароход стоит возле входа в пролив Босфор, сейчас начнется дезинфекция судна, а пассажиров перевезут на берег, где их одежду также продезинфицируют.
Взяли на берег и нас. В глазах помощника капитана я прочел совет: «Не теряйте времени, бегите!» На берегу всех повели в баню, мы были последними. Переглянувшись, свернули в сторону и очутились в лесу.
Мы быстро пошли в сторону Константинополя и остановились, когда в нескольких километрах позади увидели пароход «Кашерининов», казавшийся маленькой лодочкой.
В эти часы не думалось о грозивших нам больших неприятностях — Константинополь находился во власти «союзников», въезд и выезд из него строго контролировались.
Азиатским берегом мы приближались к Скутари. Встречалось много турок, в селениях попадались лавочки, где можно было купить хлеб и кислое молоко.
На пути я продал одеяло. Торгуясь, я показывал пять пальцев, а турок в ответ только два и твердил: «Ики, ики лира». Купили хлеба, молока, папирос, расположились на берегу, поели, а потом занялись стиркой. Выкупались, высушили платье и пошли дальше мимо полуразрушенных зданий из белого камня, роскошных садов и фонтанов.
Было, вероятно, часа четыре пополудни, когда мы увидели на другой стороне Босфора, на европейском берегу, бегущий трамвай. Перевозчик за одну лиру доставил нас через двадцать минут «в Европу», а трамвай — на шумные улицы Галаты.
Тут на каждом шагу меняли деньги. Я обменял свои последние болгарские левы на лиры. Ночь мы провели в кофейне.
В Константинополь я попал в августе 1920 года и прожил там ровно год. Город расположился на двух берегах Босфора, при входе в Мраморное море. Часть Константинополя на азиатском берегу называли Скутари (Ускюдар), а на европейском — Стамбул. Бухта Золотой Рог отделяет его от Галаты. Эта портовая часть города соединяется со Стамбулом большими раздвижными мостами. Поднимаясь вверх от Галаты и миновав большую старинную башню, можно попасть в европейский район Константинополя, названный Пера.