— Вас удивляет моя откровенность, Панов?
Меня удивляло все. Во-первых, то, что публичный образ начетчика и сухаря-идеолога вообще не бился с тем, что я видел. Очень умный, живой человек. Не сказать, чтобы сильно больной. Во-вторых, да, такие откровения с малознакомым собеседником... Это даже не удивляло — пугало.
— Наконец, ваши...хм... медицинские шашни с Галей Брежневой и ее любовником, — Суслов вернулся к моему тощему досье.
Я задумался. Все это напоминало разговор с Мориарти с Шерлоком Холмсом. «Вы встали на моем пути четвертого января. Двадцать третьего вы снова причинили мне беспокойство. В середине февраля вы уже серьезно потревожили меня...». Кстати, Суслов даже внешне походил на Мориарти. Такой же худощавый, с аскетичным лицом. Интересно, Михаил Андреевич читал Конан Дойля? Конечно, да, только вряд ли ассоциировал себя с умным, но излишне эмоциональным главой преступного мира.
— Тут вы уже серьезно залезли на поляну Комитета, — продолжал тем временем Суслов. — Вас изучили, признали скорее полезным, чем вредным. В результате состоялся ваш разговор с Чазовым и приглашение на работу в ЦКБ.
Интересно, а в КГБ узнали про мои орловские приключения? Или нет? Скорее всего нет, иначе я бы сейчас сидел перед Циневым, а не перед Сусловым.
— Я и правда не понимаю причин такого откровенного разговора.
— Хорошо, я объясню, — «серый кардинал» партии сложил руки в замок, пощелкал суставами. — Любой человек во власти силен настолько насколько сильная его личная агентурная сеть. Сейчас наступает переломный момент. Победитель — получает все. Проигравшие... Их участь незавидна. Я один из тех, кто участвует в начавшемся забеге. И хочу дойти до финишной ленточки. Первым. Так понятно?
— Что же вам может помешать?
— О, многое. Интриги врагов, уголовные дела, но главный удар будет наноситься здесь, — Суслов похлопал рукой по больничной кровати. — Проще всего меня убить, отравив или «залечив».
— В ЦКБ?!
— Кремлевка — это вотчина КГБ и Андропова. Тут все главные врачи имеют комитетские звания, Чазов через день бывает у Юрия Владимировича с отчетом...
Суслов задумался. Я тоже не торопился прерывать это тягостное молчание.
— Вы, Панов, мне подходите, — «серый кардинал» наконец отмер. — За вами никто не стоит, вы не успели обзавестись серьезными обязательствами перед основными игроками. При этом история с автобусом доказывает, что вы смелый, а выход на Галину — расчетливый и амбициозный. Другой бы испугался выводить Брежневу из запоя, но не вы. И я могу вам многое дать. Предлагаю вступить в мою команду.
— Но я не понимаю, чем я могу быть интересен, — я замешкался. — Моя полезность околонулевая.
— И это тоже говорит в вашу пользу, Панов. Вы знаете свое место.
Суслов отложил папку, в которую я бы очень хотел заглянуть хоть одним глазком, встал, прошел к окну. Задернул шторы.
— Мне в ЦКБ, а точнее, в бригаде реаниматологов, нужен свой агент. Который будет докладывать о всех странностях, передавать даже самые фантастические слухи.
— Вы хотите сделать из меня стукача?
— Вообще информатором вы уже стали, подписав документы в первом отделе полмесяца назад, — Суслов иронично на меня посмотрел. — Или вы не читаете то, что подписываете?
Я почувствовал, как краснею. Коготок увяз — птичке конец. А я выдержу шесть раз? Уже начали иметь по полной.
— Это был кнут. А где же пряник?
— Во-первых, от вас окончательно отстанут сотрудники Щелокова. Цинев же вас прикрыть так и не смог?
— Вы и об этом знаете... Ну ладно, а во-вторых?
— Быстрое получение научных званий, станете за свою бактерию самым молодым в Союзе кандидатом медицинских наук. Потом и доктором. Заграничные командировки, публикации. Все это без балласта в виде именитых профессоров.
Свободный выезд из Союза — это было сильное предложение.
— Я читал отзывы о вас. Вы отличный диагност, начальник московской скорой вас очень хвалит. Мне бы не помешал взгляд со стороны на мои собственные заболевания и назначения, которые делает лечащий врач. Я легко могу представить ситуацию, когда мне дают даже не яд, а просто не то лекарство. Например, что-то усиливающее кровообращение при высоком давлении. И внезапно у прикрепленного реанимобиля пересменка, никто не поможет. Если вы будете рядом, я всегда смогу получить независимую консультацию, в экстренной ситуации и реанимацию.
Я все больше удивлялся Суслову. Очень профессионально рассуждает. А ведь ему осталось чуть больше чем пол года. Когда он умер? Зимой вроде. Но точно до Ильича. Не очень он и похож на умирающего. Крепкий дядька. Сколько ему? Сильно за семьдесят, это точно.
— Доверие большое, Михаил Андреевич. Хотя, конечно, кто подумает, что студент-недоучка консультирует вас по медицинским вопросам? Естественно, я готов оказать любую помощь, которая от меня потребуется.
— Вас проводят, — вместо «До свидания» сообщил мне хозяин палаты.
Впрочем, на «Здравствуйте» он тоже поскупился. На мой «Добрый вечер» даже кивок не обозначил.
Гости мои никаких хлопот не доставили. То есть вообще. Посуду за собой мыли, воду в унитазе спускали, ночную тишину не нарушали. Жрали только как не в себя, но я на кормежке не сильно обеднел — пищу ребята предпочитали простую и трюфелей с мраморной говядиной не просили. Да что там, они даже мусор за собой выносили!
Да и я: то на работе, то в институте, в основном только ночевать домой приходил. Таких гостей я люблю.
Они уже собрались уезжать, и Дима пошел в магазин — не то за хлебом, не то за чем-то еще, нужным в дорогу. Мельник, уложив какую-то вещь в сумку, долго смотрел, как я что-то писал. Наверное, проклятущую политэкономию. Может, хоть научный коммунизм на шестом курсе будет не таким придурочным предметом?
— Что хотел, Вить? — спросил я. — Ты говори, а то я чувствую себя как в зоопарке, честное слово.
— Федор Андреевич, наверное, знает... ну, про ментов.
Этой темы мы не касались. Вообще разговоров не было, даже намеков. Мы специально не договаривались, как-то само собой решилось.
— С чего ты взял?
— Да я, наверное, виноват. Ты же знаешь, они в Семашко, в травме тоже лежали? Потом их увезли, но недельку побыли. Вот я пришел Федора Андреевича проведать, сижу, разговариваем, а дверь в палату открыта, больница же. И тут вижу — хромает по коридору один из троицы. В сортир, наверное. Может, я на него посмотрел как-то, не знаю. Только Фёдор это заприметил. Не сказал ничего, только потом уже заметил, что тут лежат люди разные, в том числе и милиция, так что надо осторожнее быть на всякий случай.
— Странно. Мы с ним разговаривали потом, он ничего не говорил.
— И не скажет. Он по телефону вообще старается не общаться.
Поговорили, и всё. Никаких клятв на крови чёрного кота, пролитой на перекрёстке пяти дорог в третий день новой луны, когда будет дуть северо-восточный ветер. Чем больше люди заверяют друг дуга, что никто ничего и никому — тем быстрее это и приключается.
Мой энтузиазм по поводу поездки на юг в собственном автомобиле быстро угас, как только я попытался включить голову. Ехать больше тысячи километров. Делать это в одно лицо — удовольствие ниже среднего. А доверять машину попутчице — я не до такой степени ненавижу человечество. Та же песня, что сидеть за рулем одному, только еще и следи за тем, чтобы Томилина не врезалась в витрину магазина и не задавила пионерский отряд имени писателя Шолохова. Где пионеры возьмутся в степи? Не переживайте, это самая малая из проблем.
Кроме того, придется везти с собой почти половину мотора в виде запчастей. Потому что никто не знает, что может внезапно сломаться даже в газовском движке. Да что угодно, в том числе и то, чего там никогда не было. Машина-то не серийная, от «самоделкина». И на хрена я буду мучиться? Лучше я сяду в вагон поезда, который и доставит мой организм на место. И пионеры останутся живы, и соберут металлолом на зависть крокодилу Гене.