— Хватит… невкусно…
— Так это без привычки, больничная еда, — согласилась женщина. — А есть надо. Ишь, заговорил, а то девки говорили, совсем без головы. Как зовут тебя, помнишь?
— Помню… Волохов Виктор… Анатольевич…
— Что-то ты путаешь, миленький, — перебила меня санитарка. — Вот же написано, Панов Андрей Николаевич. — она наклонилась к моему уху и быстро зашептала: — Ты не дуркуй, а то тут надолго застрянешь! Веди себя тихо, не перечь. Если что, лучше скажи «не помню», не выдумывай.
— Спасибо, — сказал я и снова уснул.
Потом была еще побудка для приема пищи, наверное, ужин. Дополнительно таблетки какие-то в рот засыпали и всадили в мою многострадальную ягодицу два укола. Надеюсь, что-то не особо тяжелое. Хотя и не должны — возбуждение было и прошло, а разговаривать с клиентом доктору надо, ибо первичный и вообще не местный. А ну как очухается и жалобы писать начнет?
Вот чем хреновый сон после аминазина, так это тем, что вроде и спишь долго и крепко, а выспаться не можешь. Только глаза закрыл, сразу отрубился. Вот и сейчас. Ведь и разбудили, и в сортир отвели, и рожу даже прополоскал. А только лег — и всё. Хорошо, на обходе разбудили. Хоть палату рассмотрел. Ничего выдающегося, десять коек в два ряда, моя с краю. Наблюдательная, судя по всему. Вон, и стул для персонала. Сейчас пустой, но это не надолго. Как обход закончится, на пост снова кто-нибудь заступит. Потому и палата наблюдательная, что за ее клиентами должны круглосуточно бдить. Есть, конечно, нюансы, особенно в ночное время, не официально так. Воздух тяжелый, потому что до сортира не все доходят.
В сортире наконец-то узрел студента. И тут же порадовался, что мне вкололи аминазин. Все воспринимается через «вату», ничто не парит. Красавчик! Смерть девкам! Высокий, плечистый, волосы светло-русые, вьются, глаза серовато-голубые, на щеках ямочки — не подкопаться. Подбородок мощный, «по-джеймсбондовски». Сейчас, конечно, слегка небрит, не причесан, но и это образ не сильно портит. И больничная пижама с подстреленными штанами и дыркой у воротника роли не играет. Такого хоть в мешок одень. Блин, даже зубы ровные и белые — видел такие у людей, что оставили стоматологам не один миллион, а тут свои!
Вяло поразмышлял, как я сюда попал. А я ведь до сих пор так и не понял, что со мной стряслось. Чудо-силы закинули меня в этого симпатягу? А его куда? Тело меня слушается, даже мелкая мимика типа полуулыбки. Но как же туго доходит всё! И памяти местной никакой нет. Фантастика какая-то, не иначе. Стоит поблагодарить тех, кто вмазал мне спасительный, как теперь мне кажется, укольчик. А то я не знаю, как бы с собой разбирался. Водки-то рядом нет. А тут без поллитры не понять.
Санитарочке, конечно, спасибо. Не столько за советы, я таких и сам сколько угодно дать могу, сколько за то, что сказала, как студента зовут. Что тут со мной и этим Андреем Николаевичем — знать пока не знаю. И завтра, как та барышня про сбежавшего мужика, об этом не подумаешь. Надо сегодня и быстро. А на обходе помолчу, сошлюсь на общую придурковатость после укольчиков. Это сегодня. А завтра надо уже изображать полное выздоровление и быстро валить отсюда. Так что сейчас с доктором поговорю, и надо через сонливость и ватную голову узнавать про Панова всё, что возможно.
Сегодня доктор Анатолий Аркадьевич был в рубахе, тоже синтетической, но для разнообразия голубого цвета. Галстук был тот же, судя по всему, купленный им лет двадцать назад и с тех пор активно использовавшийся в качестве веревки. Ага, сарказм появился, это хороший признак. Но лучше помолчать.
— Ну, проспался, студент? — спросил он вроде и заботливо, но я же понимаю, по барабану ему. Первичный больной, описывать, обосновывать диагноз, думать. Короче, лишняя работа. А я что? Пришел и ушел, не сват, не брат, и даже в кармане не зашелестело. Никто, если честно.
— Голова шумит… и не помню ничего… — ответил я чистую правду.
— Зовут как, помнишь? — спросил он.
Обычное дело. Надо же выяснить, как клиент ориентируется в месте, времени и собственной личности. Место я назвал правильно, число тоже. Если вчера было восьмое, то сегодня девятое сентября. А вот год я промолчал. Откуда мне знать? Та же фигня и с личностью. ФИО правильно, а дату рождения и сколько лет — тут я пас.
— Извините, что-то в голове перемешалось всё, не могу вспомнить. Устал, — и закрыл глаза.
Имею право. «Утомляем в беседе», так Анатолий Аркадьевич напишет про это. Не плюс, конечно, для меня, но и минус не очень большой. Терпимо. Так что меня оставили в покое, наказав перевести в обычную палату.