— Куда путь держим? — спросил водитель у Спиваченко.
— Благовещенский переулок, пять. С Горького, где метро «Маяковская».
— Да знаю я… — проворчал шофер.
Хороший дом оказался, серьезный. Угол Тверской, восемь этажей. И всего два подъезда, несмотря на довольно большие размеры. Ну, мы в хрущевки не ездим. Не помню такого ни разу. Поднялись на лифте на седьмой этаж, звоним. Открыла старушка, молча показала в прихожую, и отошла в сторону, чуть подволакивая правую ногу.
Ого, да тут полноценный черный ход есть! Не очень частая штука в старых домах. Провожатая медленно провела нас в дальнюю комнату, где и лежал на кровати наш больной. Стоп, вот этот старый еврей — Райкин? Членов Политбюро видел, академиков видел, министров всяких — без счету. А живого Райкина — впервые. А вот эта молчащая пожилая дама — жена его?
— Что там, Ромочка? Приехали врачи? — спросил он и повернул к нам голову. — Здравствуйте, — тихо сказал он. — Сердце прихватило, что-то пилюли перестали помогать, — почти виновато объяснил артист.
Уже седой, весь в морщинах. Но не узнать — невозможно. Ну, с богом. Давление, температура, ЭКГ, послушать, пощупать, обезболивающее и прочие мероприятия согласно списка. В итоге выяснилось, что инфаркта нет, боль утихла, давление нормализовалось. Но Спиваченко был непреклонен: только в больницу. Как сейчас говорят, нестабильная стенокардия. А от нее — один шаг до инфаркта. Или даже меньше, чем шаг.
Райкин подумал, и нехотя согласился. Жена его, как он ее называл, Рома, собрала вещи и вручила мне сумочку с самым необходимым. От носилок Аркадий Исакович отказался категорически, заявив, что чувствует себя хорошо, а спектакли предпочитает в театре, а не среди соседей. И пошел к машине на своих двоих. А ведь и вправду ожил, губы уже почти нормального цвета, на щеках намек на румянец какой-то появился.
Странное дело, я читал неоднократно, что сотрудники считали его эгоистичным тираном, который другим слова без разрешения не дает сказать. Карцева гнобил, с Жванецким ссорился. Власти его тоже не любили — даже выжили из ленинградского Театра Миниатюр. После чего Райкин перебрался в Москву. Я присмотрелся к великому актеру. Да нет, вполне адекватный, добродушный….Или он только на работе такой? К жене как заботливо относится, на прощание поцеловал, напомнил, чтобы таблетки пить не забывала.
Капитонова уступила ему кресло, сама перебравшись назад, и мы, пока ехали, получили удовольствие от натурального спектакля, который наш пациент устроил для нас.
— Я, конечно, перед врачами в долгу. Когда у Ромочки инсульт случился, мы все возле нее сидели, выхаживали. И ведь восстановилась почти полностью, только речь…
Так вот почему она молчала всё время! У нее моторная афазия после инсульта.
— Интересное имя у вашей жены, — заметила Капитонова. — Необычное.
— Ах, вы про это. Нет, имя обычное, Руфь Марковна. Просто ее родители ждали мальчика, даже имя придумали. А когда родилась девочка, решили: не пропадать же добру, вот всю жизнь домашние и называют ее Рома. Так о чем я? Да, вот стало жене полегче, и решила она пойти на спектакль. Мой, конечно же. Премьера, полный зал, начали. Это еще в Ленинграде было. И вот я чувствую — плохо мне, сил нет, боли в сердце такие, что шевелиться не могу. Вызвали сотрудники скорую, приехали они, вот как вы — укол сделали, чуть легче. И слышу я — публика волнуется, ждут, значит. А там же в зале — Рома сидит. И я прошу: дайте мне, дорогие, пять минут на сцену выйти, надо закончить начатое, жена, опять-таки. Ну, дали мне кислородом из подушки подышать, и отпустили. Под честное слово. А я вышел — и полчаса еще играл. Врач за кулисами стоит, кулаком грозит, а выйти не может, — тихо засмеялся Райкин. — Кто же его пустит?
— Анекдот был на эту тему, только про музыкантов, — влез я.
Как же, весь вечер на сцене Панов. Но Райкин только вежливо поинтересовался:
— Рассказывайте.
— Выступает оркестр. Первая скрипка — всемирная знаменитость, играет просто великолепно! Вот только дирижер замечает, что солиста просто корчит всего… Антракт. Дирижер интересуется: — Что с вами такое, может не нравится как я дирижирую, или еще что? Тот отвечает: — Нет, что вы! Вы прекрасный дирижер! Вторая часть концерта. Все еще хуже — скрипачу так плохо, будто умирать собрался. После занавеса дирижер опять с вопросами: — Признайтесь, что с вами во время концерта происходит? Может, вы заболели? Солист помялся, и говорит: —…ну как бы объяснить вам… Знаете, я музыку с детства ненавижу!!!