Кабинет как кабинет, ничего выдающегося. Разве что на вешалке мундир с генерал-майорскими погонами. Медслужбы, понятное дело. Сам руководитель в белом халате сидит, демократично вполне. Лет шестьдесят ему, вряд ли больше. Сразу бросились в глаза очки с толстыми линзами и наличие расходящегося косоглазия. Что общую суровость выражения лица совсем не портило.
— Слушаю вас, молодой человек, — ответил он на мое «Здравствуйте».
— Юрий Сергеевич, случилась беда, — сразу же заявил я. Ну, и выложил историю про стрельбу, операцию и всё остальное. С упором на коллегиальность, конечно же. Этот аргумент беспроигрышный, по крайней мере, не ведет к отрицательному результату.
— А от нас что требуется? — спросил он. Понятное дело, всё ему рассказали, но из первых уст версия звучит иной раз не совсем так.
— К сожалению, поражена и поджелудочная железа. То есть налицо острый травматический панкреатит, в будущем панкреонекроз и прочие малоприятные осложнения. Я обратился за помощью к коллегам, они сказали, что лучшие специалисты в вашем госпитале.
— А вы кем пострадавшей приходитесь? — вдруг спросил Кравков.
— Я? Да, наверное, никем. Работали вместе. Ну, встречались недолго. А так — коллега просто.
— Ну, раз так… — он нажал на кнопку селектора и сказал: — Валерия Борисовна, свяжите меня с директором НИИ Склифосовского Григорьевым.
Звонок раздался через минуту буквально, я даже не успел начать изучать корешки книг в генеральском шкафу.
— Александр Анатольевич, здравствуйте, это Кравков из Бурденко. Послушайте, тут в высших сферах решили, что нам стоит полечить вашу больную, такую Томилину Елену Александровну… Да, мы готовы… хорошо, будем ждать… Спасибо, на связи.
— Всё, молодой человек. Как только состояние будет позволять транспортировку, переведут. Всё у вас?
— Товарищ генерал, — вдруг понесло меня, — может, надо пригласить каких-то специалистов из-за рубежа? Ну, знаете, самых лучших?
— Лучшие — у нас, — четко, почти скандируя, ответил генерал. — Других не держим.
— Извините, не подумал, — смутился я. — Никаких сомнений, просто знаете…
— Знаю, — устало вздохнув, сказал Кравков. — Вы думаете, первый такой?
Что делать, если идти на работу не хочется, а надо? Помогает самовнушение — «я иду спасать людей», «я нужен советским гражданами». Ну как гражданам… В основном всяким чиновникам из ЦК, министрами, из замам, а также многочисленной родне. Только их обслуживает ЦКБ.
Пока прогревал машину, вспоминал вчерашний день. Он закончился звонком матери. Мало того, что на ноябрьские праздники с Федей приедет, так еще и пришлось отвечать на вопросы женщины, внезапно выяснившей, что ее сын вполне половозрелый и живет с девушкой. Потому что трубку Аня взяла. Да мне, в принципе, плевать на это. Приедут — потерпим, обязательную программу в виде всяких покатушек по достопримечательностям и прочего выполним. Где наша не пропадала? Тем более что Аня решила поиграть в жену декабриста и сопроводить меня с миссией моральной поддержки. Значит, будет легче.
Так как смена не моя, поставили меня третьим номером к какому-то Спиваченко. Внешность, кстати, у доктора была какой угодно, только не украинской. У бурятов бы за своего сошел, сто процентов. Глазки узкие, хитрые. Меня подробно расспросил, что да как, но вроде остался доволен.
Третьим номером — вообще лафа работать. Даже наркота у второго номера. А ты знай себе, носи чемоданчик и выполняй ценные указания.
Первый вызов и сразу в цэковские дома из бежевого кирпича. Спиридоньевский переулок завален снегом, но дворники дружно его чистят — с трудом, но проехали во двор.
— Совсем умом тронулся, — рапортовала нам пожилая мать пациента. — Забирайте его скорее!
— А что случилось? — поинтересовался Спиваченко.
— Сынок у меня со слабоумием. Стоит на учете. Как напьется, начинает куролесить.
Мы вошли в квартиру, тут было, мягко говоря, странно. Везде разбросаны вещи, стены чем-то измазаны.
— Только я в магазин отлучилась, — женщина заплакала. — Он достал заначку, выпил. А ему нельзя!
— Ну давайте посмотрим пациента. Как его зовут?
— Виктор.
Парень оказался и правда, со странностями. Всклокоченные волосы, дико вращающиеся глаза. Сидит на кровати и руками ест что-то, разбросанное на одеяле. Не исключено, что макароны с мясом. Рядом стоит водочная бутылка, в которой на донышке что-то плещется. Дерьмо не пьет, «Посольской» балуется.