— А это что? — её бровь удивленно-презрительно приподнялась, когда я повернулась и в глаза бросилось кольцо на пальце руки, обвивающей кружку с кофе.
— Я купила. Мне нравится, — ответила с вызовом, подавив в себе порыв спрятать руку с подарком за спину.
Хотелось кричать: «Это моё! А ты ничего не понимаешь! Ты совсем не знаешь, что такое любовь, и не умеешь её дарить ни собственной дочери, ни мужу, ни матери».
Не знаю, поверила она или нет, лишь обронила сухо, делая первый глоток обжигающего напитка:
— Не носи эту дешевку. Прямо глаз режет. У тебя хватает приличных украшений.
Она любит американо. Даже в этом мы с ней совсем разные.
— А если мне нравится это? — всё же не удержалась от атаки.
Мама фыркнула. Я думала, промолчит, поскольку пауза затянулась, но уже у порога она остановилась и посмотрела на меня снова:
— Я думала, тебе нравятся по-настоящему ценные вещи, а не безделушки.
Конечно, она поняла. Поняла, что это подарок от Саши. Но, похоже, не думает, что у нас всё серьёзно и очень надолго, раз так спокойна. Думает, «наиграюсь», а потом всё равно всё будет так, как хочет она. Ведь она же старше, мудрее, опытнее.
Нет, дорогая моя мамочка, Виктор Михайлович прав, мудрость не в количестве прожитых лет.
Почитав немного в кровати, я выключила свет и совершенно безмятежно погрузилась в сон. Правда, что снилось ночью — не помню, но проснулась с улыбкой.
Учеба прошла незаметно, а во второй половине дня меня ожидала работа. И вот тут-то моё настроение поколебалось, поскольку, отправившись к начальству отпроситься на новогодние дни в связи с поездкой за границу, встретилась с решительным отказом, причем в грубой форме. Видимо, не я первая уже сегодня обратилась с подобной просьбой.
— А кто работать у меня будет? Никому не даю ни отгула, ни отпуска, чтобы не было потом претензий о неравноправии. График дежурств я уже вывесил в подсобке, ты, по-моему, второго января выходишь — так что повезло.
— Я не смогу выйти второго, потому что меня не будет в стране. У меня уже есть билеты, и вернусь я лишь после праздников.
— Я тебе уже всё сказал.
— Тогда мне придется уволиться.
Он махнул рукой, даже не глядя в мою сторону — мол, делай что хочешь, только отстань.
Сегодня у Саши был выходной, и посоветоваться на месте было невозможно. Я набрала его номер, но он не ответил. Что ж, раз других вариантов нет...
Я написала заявление и, поскольку была оформлена по гражданско-правовому договору и не должна была ничего отрабатывать, осталась лишь до конца сегодняшней смены, чтобы не заставлять тех, кто трудится вместе со мной, тащить на себе двойную ношу.
С девчонкой-сменщицей мы даже обнялись на прощание, и я выслушала в свой адрес много теплых слов, на секунду пожалев, что другого выхода нет, кроме категоричного. Впрочем, даже получив мое заявление, начальник никак себя не проявил, что говорило лишь об одном — ему всё равно, найдут новенькую.
Вечером написала сообщение Саше, поскольку звонить уже было поздно, вдруг спит? Но он опять не ответил и даже не прочитал. Ни одного сообщения за день — для нас это странная практика. И всё же я предпочла дождаться утра и не волноваться.
Но и на следующий день соцсети показывали, что парень здесь не появлялся.
После пар я отправилась в торговый центр выбрать Саше подарок.
К вечеру он так и не вышел на связь и я, едва дождавшись утра, собралась пойти к Сашиному деду, несмотря на то, что до отправления в аэропорт оставалось всего два часа. Но в коридоре меня перехватила мать.
— Куда? — спросила она резко, как надзиратель.
До этого момента мне никогда не приходила в голову мысль о том, чтобы начать жить отдельно, но теперь я подумала, что это спасло бы наши и без того хрупкие отношения с родителями. Мне всё тяжелее существовать под этим гнётом и каждый раз доказывать право на собственную жизнь и интересы.
— Скоро приду, — ответила, не углубляясь в подробности.
— У нас скоро вылет.
— Я успею.
Но, едва я повернулась спиной, мать, как кошка, прыгнула вперед и преградила мне дорогу.
— Ты никуда не пойдешь, — заявила, чеканя каждое слово.
— Ты забыла, сколько мне лет? Я давно могу принимать решения самостоятельно.
— Телефон, — потребовала она, не терпящим возражения тоном, выставляя вперед ладонь.
— Что? — у меня вырвался истерический смех.
— Кажется, мы предоставили тебе слишком много свободы.
Что мне было делать? Драться с ней?
Но и сдаваться я не собиралась.
— Я сейчас вообще никуда не поеду, — заявила решительно.
— Поедешь как миленькая.
Резко развернувшись, я ушла в свою комнату и громко хлопнула дверью. Писала и звонила Саше каждые десять минут, но безрезультатно.