– Ты несправедлив, – не согласился Гермес. – Я допускаю, что последние минуты их жизней были не из приятных. Но раньше никто из них не знал такой дружбы. Они были счастливы, несмотря на дарованный им интеллект.
– Соглашусь с тобой, – заметил Аполлон, – но что же я могу сделать? Это ты настоял на том, что решающим моментом является смерть. Мы сошлись, что если хотя бы одно из существ умрет счастливым, ты выиграл. На момент смерти эти двое счастливы не были. Так что ничего ты не выиграл. Но, знаешь, Гермес, уволь меня от выслушивания твоих жалоб, и уж тем более я не хочу, чтобы ты пошел к отцу. Так что у меня к тебе предложение: раз уж твоя ставка не столь сильна, как моя, я позволю тебе вмешаться в жизни этих существ. Единожды. Лишь один раз. Можешь делать, что хочешь. Но если ты вмешиваешься, ставка удваивается. Теперь это два людских года рабства для проигравшего.
– А ты не вмешаешься?
– Зачем же мне вмешиваться? – спросил Аполлон. – Эти существа куда несчастнее, чем я бы мог их сделать. И когда они будут умирать, счастливее им не стать. Но если тебе от этого станет легче, то даю слово: я не буду прямо вмешиваться в их жизни.
– Тогда согласен, – ответил Гермес.
Пока Фрик и Фрак возвращались в убежище после убийства Беллы и Афины, Принцу приснился очень странный сон. Начался он, впрочем, довольно приятно. Пес находился в доме своего первого хозяина, в Ральстоне, Альберте, в доме, где его запах был сильнее всех прочих, в доме, где его игрушки были разложены в хитроумном порядке, в доме, где он знал каждую щель. Он направлялся на кухню, привлеченный звуком мышиной возни под деревянным полом, когда вдруг в его сне появился незнакомый пес. Странная собака была иссиня-черной, не считая ярко-голубого пятна на груди.
– Ты в опасности, – промолвил пес.
Он говорил на языке Принца безупречно, без всякого акцента.
– Как прекрасно ты говоришь, – восхитился Принц. – Кто ты?
– Тебе будет непросто произнести мое имя, – сказал пес, – но я Гермес, и я не принадлежу к твоему виду. Я хозяин всех хозяев, и я не хочу, чтобы ты здесь умер.
– Где? – удивился Принц.
И вдруг он оказался далеко от дома своего детства. Он был в Хай-парке и смотрел на себя внизу, на то, как он спал в убежище вместе с остальными. Гермес показал ему, что Макс притаился за его спиной. Он увидел Фрика и Фрака, возвращающихся в убежище. Он заметил, потому что Гермес обратил на это его внимание, место, где спали Белла с Афиной.
– Где высокая самка? – спросил он.
– Они убили ее, – ответил Гермес. – Они убьют и тебя, если ты останешься.
– Что я сделал? – спросил Принц. – Я никому не бросал вызов.
– Им не нравится, как ты говоришь, – объяснил Гермес. – Если ты хочешь жить, твой единственный выход – это изгнание.
– Но кто я без тех, кто понимает меня?
– Предпочтешь ли ты слова – жизни? – спросил его Гермес. – Подумай, ведь если ты умрешь, твой язык умрет вместе с тобой. Ты должен сейчас же проснуться, Принц. Пока я здесь, никто не может увидеть или услышать тебя, но у тебя не так много времени. Идем.
Затем последовал самый странный момент в жизни Принца. Он не знал, спит он или бодрствует, но странный пес произнес его тайное имя, имя, которое использовал его первый хозяин: Принц. Пробуждаясь ото сна на своей подстилке, он вместе с тем наблюдал вместе с Гермесом, как просыпается. Он увидел рыскающих Фрака, Фрика и Макса. Они прошли перед ним, рядом с ним, почти сквозь него. Принц едва удержался от того, чтобы не залаять, давая им понять, что он здесь, как если бы все это было игрой. Но он не залаял. Он последовал за Гермесом прочь от убежища, заходя в сам парк. Там внезапно он окончательно проснулся; Гермеса уже не было.
Принцу пришло в голову, что он, быть может, все еще во сне. Пес захотел взглянуть на себя, чтобы проверить, спал ли он на своей подстилке, рядом со своим любимым кроссовком для жевания. Но когда он шел обратно к убежищу, выбежали Макс, Фрик и Фрак. Принц тотчас же лег на землю, опустил уши и прижал хвост. Псы не заметили его. Они убежали, излучая угрозу. У Принца не было сомнений, что во сне или наяву, но Гермес сказал правду. Эти трое были кровожадны. Убедившись, что его не заметят, он исчез, и его изгнание началось со страха и тьмы.
А троица, покинув логово, отправилась на поиски Аттикуса. Они сошлись на том, что атакуют Мэжнуна все вместе. Раздосадованные загадочным исчезновением Принца, Макс, Фрик и Фрак ничего теперь не хотели так сильно, как загрызть черного пса до смерти. Они так помчались к пруду, где Аттикус назначил встречу, словно там их ожидала сука в течке.
Аттикуса тяготило общество Мэжнуна. Он понимал пуделя, и ему было жаль, что псу придется уйти. При иных обстоятельствах, он, может, и приветствовал бы пуделя в стае, но все было так, как было. Большую часть времени Аттикус провел, тайно оправдывая то, что должно было случиться: стая нуждалась в единстве, а единство значило, что все понимали мир одинаково, или если не мир, то хотя бы правила. Мэжнун был одним из тех, кто принял новый образ мышления, новый язык. Пес не принадлежал к их стае.