Annotation
– Интересно, – сказал Гермес, – что было бы, обладай животные человеческим разумом.
– Готов поспорить на год служения, – произнес Аполлон, – что животные, заполучив человеческий разум, станут еще несчастнее людей.
С этого все и началось. Пари в баре между богами Гермесом и Аполлоном привело к тому, что они даровали человеческое сознание и язык пятнадцати псам.
Получив новые способности, собаки теряют покой. Одни пытаются игнорировать этот дар, желая оставаться частью собачьей стаи, другие принимают перемены. Боги наблюдают, как псы пытаются исследовать человеческий мир, как они смертельно враждуют между собой, и каждый борется с новыми мыслями и чувствами. Хитрый Бенджи переезжает из дома в дом, Принц становится поэтом, а Мэжнун налаживает взаимопонимание с человеком на каком-то глубинном уровне.
Так кто же из богов выиграет спор? И будет ли хоть один из псов, получивших удивительный дар, счастлив под конец жизни?
Андре Алексис
Действующие лица
1. Пари
2. Мэжнун и Бенджи
3. Последнее желание Аттикуса
4. Гибель Мэжнуна
5. Два дара
Примечание к тексту
Об авторе
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
Андре Алексис
Пятнадцать псов
André Alexis
FIFTEEN DOGS
Copyright © André Alexis, 2015
© Орлова Е., перевод 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Оформление обложки Екатерины Андреевой
* * *
Линде Уотсон
Почему существует день,
почему должна наступить ночь… Пабло Неруда, «Ода псу»
Действующие лица
Агата, старый лабрадудль
Афина, коричневый тикап пудель
Аттикус, внушительный неаполитанский мастиф с висячей мордой
Белла, немецкий дог, подруга Афины по стае
Бенджи, находчивый и коварный бигль
Бобби, неудачливая сука новошотландского ретривера
Дуги, шнауцер, приятель Бенджи
Фрик, лабрадор-ретривер
Фрак, лабрадор-ретривер, младший брат Фрика
Лидия, помесь уиппета и веймаранера, измученная и нервная
Мэжнун, черный пудель, фигурирующий в тексте также как Лорд Джим или просто Джим
Макс, дворняга, презиравший поэзию
Принц, дворняга, сочинявший стихи, известный также как Расселл и Элвис
Роналдинью, дворняга, сетовавший на снисходительность людей
Рози, немецкая овчарка, близка с Аттикусом
1. Пари
Однажды вечером в Торонто Аполлон и Гермес сидели в баре «Пшеничный сноп». Аполлон отрастил окладистую бороду. Гермес же, более щепетильный по отношению к внешнему виду, был гладко выбрит и одет определенно по-земному: черные джинсы, черная кожаная куртка, голубая рубашка.
Они выпивали, но пьянил богов не алкоголь, а атмосфера поклонения, вызванная их присутствием. «Пшеничный сноп» превратился в их храм, и сыновья Зевса наслаждались этим. В уборной Аполлон даже позволил немолодому мужчине в деловом костюме ненароком себя задеть. И это удовольствие, более острое, чем он когда-либо знал или познает, стоило ему восьми лет жизни.
В баре-то боги и завели путаный разговор о человеческой природе. Забавы ради говорили они на древнегреческом, и Аполлон доказывал, что как вид люди не лучше и не хуже, чем любой другой, скажем, блохи или слоны. Люди, утверждал Феб, не обладают никаким особенным достоинством, хотя и мнят себя венцами творения. Гермес, напротив, уверял, что человеческий способ создания и использования символов куда изобретательнее, чем, к примеру, сложный танец пчел.
– Человеческие языки слишком туманны, – заметил Аполлон.
– Возможно, – ответил Гермес, – но это и делает людей занимательными. Просто послушай их. Можно поклясться, будто они понимают друг друга, хотя ни один из них и понятия не имеет, что на самом деле значат его слова для другого. Разве не забавно наблюдать за этим фарсом?
– В занимательности я им не отказывал, – возразил Аполлон. – Но лягушки и мухи занимательны не меньше.
– Сравнение людей с мухами нас никуда не приведет, сам знаешь.
На совершенном английском, хотя и в его божественной версии – то есть на английском, который каждый посетитель бара услышал со своим родным акцентом, – Аполлон спросил:
– Кто заплатит за нашу выпивку?
– Я, – вызвался бедный студент. – Пожалуйста, позвольте мне.
Аполлон положил юноше руку на плечо.
– Мы с братом благодарны тебе. Каждый из нас выпил по пять слиманов[1], так что не знать тебе голода и нужды десять лет.
Студент с поцелуем припал к руке Аполлона а, когда боги вышли, обнаружил в кармане сотни долларов. Бог не соврал – пока парень носил те же штаны, что были на нем в тот вечер, в карманах у него водилось больше денег, чем он мог потратить, а до момента, когда вельвет совсем протерся, прошло ровно десять лет.
Выйдя из бара, боги направились на запад от Кинг-стрит.
– Интересно, – сказал Гермес, – что было бы, обладай животные человеческим разумом.
– А мне любопытно, оказались бы они так же несчастны, как и люди, – отозвался Аполлон.
– Кто-то из людей счастлив, кто-то – нет. Разум – нелегкий дар.
– Я бы поставил год прислуживания одного из нас другому, – произнес Аполлон, – на то, что животные – любые, на твой выбор, – заполучив человеческий разум, станут еще несчастнее людей.
– Человеческий год? Ставку принимаю, – усмехнулся Гермес, – но с условием, что если хотя бы одно животное, умирая, будет счастливо, то я выиграл.
– На то воля случая, – сказал Аполлон. – Даже лучшие жизни порой заканчиваются трагедией, а худшие, напротив, ждет счастливый финал.
– Согласен, но все же нельзя сказать, что за жизнь была, пока она не подошла к концу.
– Говорим ли мы о жизни или существовании? Впрочем, неважно. Как бы то ни было, твои условия я принимаю. Человеческий разум – вовсе не дар. Скорее, чума – иногда, впрочем, небесполезная. Каких животных ты выбираешь?
За разговором боги не заметили, как оказались неподалеку от ветеринарной клиники на пересечении Кинг-Стрит и Шоу. Войдя незамеченными, они увидели преимущественно собак: владельцы оставили питомцев на ночь.
Что ж, собаки – так собаки.
– Сохранить ли мне им воспоминания? – спросил Аполлон.
– Да.
И бог света даровал человеческий разум пятнадцати псам из питомника.
Где-то около полуночи Рози, немецкая овчарка, оторвалась от вылизывания промежности и задалась вопросом, как долго она находится там, где находится. Ее вдруг взволновала судьба последнего приплода, которым она ощенилась. Как же несправедливо, что кто-то должен пройти через муки родов только для того, чтобы потом потерять своих щенят из виду!
Рози поднялась попить воды и уткнулась носом в твердую таблетку. Принюхиваясь к еде в неглубокой миске, собака внезапно поняла, что миска оказалась не просто темной, как обычно, она приобрела странный оттенок. Миска поражала воображение. На самом деле она была обычного жвачно-розового цвета, но Рози, никогда не видевшей такого оттенка, он казался прекрасным. До самой кончины овчарки ни один цвет для нее и рядом не встал с этим.
В клетке по соседству серому неаполитанскому мастифу Аттикусу снилось широкое поле, кишевшее сотнями пушистых зверьков – крысами, кошками, кроликами и белками – они уносились вверх по траве, словно подол платья, подхваченный ветром. То был любимый сон Аттикуса, неизменно его радовавший, все всегда заканчивалось тем, что пес гордо нес сопротивляющееся создание любимому хозяину. Хозяин забирал зверька, швырял его о камень и трепал Аттикуса за холку, зовя по имени. Сон всегда заканчивался именно так. Но не этой ночью. Этой ночью, когда Аттикус прикусил одного из зверей за шкирку, ему подумалось, что существу, должно быть, больно. Эта мысль – яркая и беспрецедентная – пробудила его ото сна.