Наутро пораньше прибегает он проведать даму и осведомиться, каково она чувствует себя, на что та отвечает, что с рассветом ей полегчало, а вот ночью она ни на миг глаз не сомкнула (хотя на самом деле исправно проспала до зари). «Душенька моя, — говорит муж, — к вам, верно, опять подруги, повитухи да сиделки придут, надобно все приготовить, дабы им здесь было хорошо и приятно, но все же недурно бы вам встать, ведь вы уж две недели как лежите в постели, а расходы все растут да растут, вот бы нам их сократить». — «Ах, ах! — стонет дама. — Будь проклят час, когда я родилась; ах, отчего не выкинула я своего ребенка! Меня вчера навестили пятнадцать таких достойных женщин, моих знакомых; они оказали вам честь своим приходом и со мною повсюду, где ни встретятся, обходятся учтиво и приветливо, — так в нашем доме не нашлось даже яств, приличных не то что этим дамам, а даже их служанкам, — кому и знать, как не мне, я-то ведь повидала, каково им у себя живется. И уж я приметила невзначай, как они судили-рядили да насмехались над нами промеж себя. Ох, горе мне, горе! Когда они, мои подружки, находятся в тягости, как я нынче, то, Бог свидетель, каково заботливо за ними ходят. Увы мне! Я еще и разродиться не успела, а вон что должна переносить, — вам уже не терпится свалить мне на руки все хозяйство, и горя нет, коли меня заботы вконец убьют!» — «Ой, боже мой, душенька, да что вы это такое говорите!» — «Да, да, сеньор, — продолжает дама, — вам хочется, чтобы я умерла, да я и непрочь, — ей-богу, не пристало вам иметь жену и семью, что вам с ними делать?! Ох, горе мне, вчера одна моя кузина как раз спросила, есть ли у меня приличное платье для выхода, да куда мне, нет у меня такого платья, и не нужно вовсе; я согласна, как вы того требуете, завтра же встать, а там будь что будет; я ведь вижу теперь, что незачем нам приглашать людей в дом. Ох, беда моя, знаю я, что суждено мне отныне страдать да мучиться, особливо если придется народить десять или двенадцать детей, чего, надеюсь. Бог не попустит, — к чему они мне, да к чему и сама жизнь, хорошо бы Господь прибрал меня, — по крайней мере, не чинила бы я вам тогда никакого неудовольствия и не позорила вас перед людьми, да и сама бы не маялась. Но да будет на все воля Божья!» — «Ах, моя душенька, — улещивает даму злосчастный ее супруг, — да зачем же вы так горячитесь без всякой причины?» — «Без причины?! — восклицает та. — Вот уж сказали так сказали: без причины! Господи боже мой, да сыщется ли дама моего сословия, что переносила такие муки, какие меня постигли в браке?» — «Ну, хорошо, красавица моя, — соглашается супруг, — я не спорю, вставайте с постели, когда сами захотите; но вот скажите-ка мне, какое платье вы просите?» — «Платье?! Господь свидетель, сеньор, никакого платья я не прошу и не требую, у меня их и так предостаточно, да и мне ли красоваться в них сейчас, — я уже старая женщина, родить собираюсь, так что нечего и попрекать меня нарядами. Боюсь даже и думать, что со мною станется, когда дети и хозяйство меня вконец изведут; да и недалеко мне до этого, а вот поглядите-ка на кузину мою, жену такого-то: уж как он меня добивался, как страдал по мне, сколько раз просил моей руки, а когда я ему отказала, сперва не хотел и вовсе ни на ком другом жениться. А я-то, увидавши вас, с первого взгляда голову потеряла, так что за самого сына короля Франции и то не пошла бы. Делать нечего, сама виновата, по вине и расплата. Теперь вот состарилась так, что с виду гожусь в матери той самой моей кузине, а ведь я была еще совсем девочкой, когда она уже взрослой девушкой стала; ясное дело, не от хорошей жизни эдак меняются, да на все Господня воля». — «Ох, боже мой! — сокрушается муж, — будет вам, душенька, жалостные-то слова говорить, давайте лучше поразмыслим, как жить нам дальше и где взять на пропитание. Бог свидетель, голубушка, вы ведь знаете наши дела: растрать мы сейчас те малые деньги, что имеем, не на что нам будет жить, а случись что вдруг нежданное, ни достать, ни одолжить негде, придется наше добро закладывать. А ведь вам известно, что тогда придется долг отдавать в одну неделю, а не то беда». — «Господи боже мой, — говорит жена, — да разве я у вас прошу чего-нибудь? Ах, я злосчастная! — стонет она. — Чем же я провинилась перед Всевышним, что он так тяжко карает меня! Прошу вас, сделайте милость, оставьте меня в покое, у меня голова раскалывается, вам и невдомек, как мне неможется. И пошлите ко всем моим знакомым да сиделкам сказать, чтобы они не приходили нынче, ибо нет у меня сил их принимать». — «Нельзя так, душенька, — возражает муж, — пускай они приходят, а я устрою им достойный прием». — «Сеньор, — говорит жена, — оставьте меня в покое и поступайте как вам угодно». Тут является одна из тех женщин, что ходят за дамою, и говорит мужу: «Сеньор, не докучайте жене вашей разговорами, нечего ей зря голову пустяками забивать, это весьма опасно для женщины столь слабой и хрупкого сложения». И она без лишних слов задергивает полог,