Дон рассмеялся:
— Хотите подкупить меня, Демминг? Как это вы не понимаете, что я — единственный в мире человек, которому не нужны деньги, который не может их тратить. Что мои соплеменники — те, которых я так блистательно предал, — возвели меня на такую вершину славы, где деньги теряют ценность.
Ростофф схватил со стола упавший пистолет и прорычал:
— Ты блефуешь бесхарактерный пьянчуга!
Дон Мазерс ответил:
— О’кей, Ростофф. Но сначала я скажу еще две вещи. Во-первых, мне наплевать, умру я или нет. Во-вторых, ты находишься в двадцати шагах от меня, но знаешь что? Я думаю, ты отвратительный стрелок. Полагаю, у тебя не было практики. Я смогу вытащить свой пистолет и застрелить тебя раньше, чем ты прикончишь меня. — Он слегка улыбнулся: — Хочешь попробовать?
Макс Ростофф выругался, его пальцы на спусковом крючке побелели.
Дон Мазерс рванулся в сторону, вытащил пистолет. Он не думал, его тело само вспомнило долгие часы тренировок по рукопашному бою, по дзюдо. Действовал он с холодной уверенностью.
На космодроме Дон взял такси до Президентского дворца. Это было, конечно, такси-автомат, и около дворца обнаружилось, что у него нет денег. Он устало хмыкнул. Первый раз за этот год нужно было платить за что-то.
Четыре человека стояли на карауле перед входом. Дон спросил:
— Не мог бы кто-нибудь дать мне денег, а то у меня ничего нет.
Сержант улыбнулся, подошел к машине и сделал все, что надо.
Дон Мазерс со вздохом сказал:
— Не знаю, что вам делать со мной. У меня нет приглашения, но я хочу видеть президента.
— Мы передадим вас одному из секретарей, — ответил сержант, — дальше входа мы идти не можем. Не разрешите ли взять у вас автограф, сэр? У меня есть ребенок…
Все оказалось проще, чем он думал. Через полчаса Дон сидел в том же кабинете, где он получал награду. Это было меньше года назад.
Он коротко рассказал всю историю, не делая попыток обелить себя. Затем он встал, положил бумагу перед президентом, потом вновь сел.
— Я передаю всю корпорацию правительству.
Президент ответил:
— Подождите минутку. Мы выступаем против государственной собственности в промышленности.
— Я знаю. Когда государство контролирует индустрию, возникает вопрос, кто контролирует государство. Однако я не хочу спорить с вами на темы политической экономии. Вы не дали мне закончить. Я хотел сказать, что возвращаю ее государству. Чтобы разобраться в положении дел, составить опись имеющегося радиоактивного топлива. Надо вернуть старателям и маленьким компаниям их владения, которые забрала наша суперфирма. Поднять шахтерам и другим рабочим заработную плату, которую урезали по соображениям «патриотизма». — И коротко подытожил: — Беспорядка очень много.
— Да, — ответил президент. — Вы говорите, Макс Ростофф мертв?
— Да, это так. А Демминг сошел с ума. Думаю, он всегда был очень неуравновешенным, а перспектива потерять столько денег, самую большую удачу своей жизни, решила исход дела.
— А что касается вас, Донал Мазерс?
Дон глубоко вздохнул:
— Честно говоря, я хотел бы вернуться в Космическую Службу. Вернуться туда, где я был, пока все это не началось. Я думаю, после военного трибунала не будет…
Президент мягко прервал его:
— Вы, кажется, забыли, капитан Мазерс. Вы награждены Галактическим орденом Почета, и вы не можете сделать ничего дурного.
Дон Мазерс уставился на него.
Президент улыбался ему, хотя улыбка была немного холодной.
— С этической точки зрения вряд ли будет полезно обнаружить, что высший символ героизма оказался фальшивкой, капитан. Никакого суда не будет, и награда останется у вас.
— Но я не хочу!
— Боюсь, этот крест вы должны будете нести до конца своей жизни, капитан Мазерс. И я думаю, что это будет тяжелый крест.
Он смотрел в дальний угол комнаты невидящим взглядом. Потом произнес после долгой паузы:
— Однако я совсем не уверен, что вы не заслуживаете вашей награды.
Рэй Рассел
Комната
Крейн проснулся от того, что мозг его, казалось, насквозь пронзил рекламный мотив «Пенящаяся зубная паста „Тингл“». Он догадался, что фирма «Тингл», должно быть, перекупила у фирмы «Слипку» время ночных передач. Взглянув на репродуктор «Слипку», встроенный в стену рядом с его подушкой, Крейн нахмурился. Потом бросил взгляд на потолок: на нем пока ничего не было. Должно быть, еще довольно рано, объяснил он сам себе. Когда же наконец на потолка словно нехотя замерцала реклама фирмы «Коффиц», он опустил глаза и выбрался из постели. Он старался не глядеть на рекламу, напечатанную на простынях, наволочках, одеялах, на его халате и стельках его тапочек. Как только ноги Крейна коснулись пола — включился телевизор. Выключался он сам, автоматически, в десять вечера. Крейн мог по своему желанию свободно переключать программы, однако он не видел в этом никакого смысла.