Сашка заржал:
— Это я образно! Пошутил так! Но устал, в самом деле, как собака. Да и кушать очень хочется, — Александр Михайлович многозначительно покосился в сторону плиты, где суетилась Клюквина.
Клавка ухмыльнулась, а я разозлилась:
— Ты прямо Иванушка-дурачок! Да и что говорить, вид у тебя загнанный, словно всю ночь уголь добывал. А скажи-ка мне, Александр Михалыч, что ж это за работа такая изматывающая? Часом, не министр внутренних дел? Я давеча видела по телевизору одного министра. Не поверишь, Сашок, лицо у него такое… очень уставшее, даже в экран целиком не помещается. Так и показывали его по частям — то шею, то щеки, то глазки свинячьи. Он так прямо и заявил: я, говорит, тружусь не покладая… Чего он там не покладает, я не поняла, камера на щеки переехала…
У плиты тряслась Клавка. Плечи ее ходили хо-дуном, что создавало серьезную проблему — отбивные пора бы уже переворачивать. На Сашку без смеха смотреть было невозможно: пунцово-красное лицо, пылающие уши и капли пота на лбу. Я закусила губу, чтобы не расхохотаться, и уставилась на черепашку. Говорят, созерцание воды и водоплавающих успокаивает нервную систему. Однако в данную минуту успокоения это не принесло: мне казалось, что Тырочка тоже раскрыла ротик, чтобы от души посмеяться. Наконец, приступ всеобщего веселья закончился. Клавка перестала трястись и стала собирать на стол. Я по мере сил ей помогала, а Сашка молчал, хмурился, то и дело бросая на меня смущенные взгляды.
— Да-а… — протянул он. — Непростой парень этот Павел Леонидович. Примечательная у него биография, пестрая…
Сашка замолчал, хитро уставившись на меня. Я отстраненно таскала ко рту ложку за ложкой вкуснейшего рассольника, мастерски приготовленного Клюквиной. Очень хотелось треснуть Михалыча по лбу, чтобы слова выскакивали из него без задержки. Любопытство раздирало меня изнутри, но я прекрасно понимала, что ситуация чрезвычайно забавляет Сашку. Доставлять ему удовольствие не хотелось, поэтому я как можно равнодушнее произнесла:
— Да? И что в ней такого примечательного? Он губернатор острова Борнео или подпольный миллионер?
Сашка усмехнулся: и интенсивно заработал ложкой, время от времени удовлетворенно покряхтывая. Если бы взглядом можно было испепелить, то от него атома на атоме не осталось бы. Я мысленно посылала на Сашкину голову проклятия и изо всех сил желала ему подавиться. Сильно подозреваю, что Клавкины мысли были сродни моим. Саня доел рассольник, сыто улыбнулся и потребовал второе. Я стиснула зубы и с такой силой сжала кулаки, что ногти больно впились в ладонь. Если бы в этот момент старик Даль мог прочитать мои мысли, то ему пришлось бы заново переписывать свой толковый словарь. Глядя, как Михалыч с аппетитом уплетает картофельное пюре с отбивными, я посоветовала себе успокоиться и запастись терпением. Ведь рано или поздно товарищ должен насытиться?!
— Спасибо, Клавочка! — сыто улыбнулся Сашка, когда я уже готова была взорваться. — Очень вкусно… Так о чем мы говорили?
— О Павле, — сквозь зубы процедила я.
— Ах, да, Павел… Забавный тип. После того, что я узнал, его смерть уже не кажется такой внезапной. Удивляюсь, как он вообще так долго прожил. Клавочка, а можно еще компотику?
— Александр Михайлович, не томи, — попросила Клюквина, поигрывая половником и хищно улыбаясь. — Тебя накормили, напоили… Так что давай, делись знаниями!
Сашка, неожиданно посерьезнев, кивнул и заговорил:
— Розовое детство гражданина Матвеева опускаем — ничего там интересного или особенного не было. А вот юность… Павел — человек неглупый от природы. С первой попытки поступил в институт торговли. Там вместе с приятелем быстро сооб-разил, как бедному студенту можно заработать неплохие деньги. И спустя некоторое время Паша становится фарцовщиком. Причем, настолько виртуозным, что его окрестили Артистом. И зажил наш Павлик богемной жизнью. Прошу заметить, сделал это по-умному. В Москве он учился и работал, слыл по-прежнему способным и, в общем-то, скромным студентом. А вот развлекаться ездил в Питер. Там у него бабка раньше жила. После смерти она завещала любимому внуку неплохую квартиру на Невском проспекте. Вот на этой самой квартире его и взяли…
— За что? — спросила Клавка, подливая Сашке компот.
— Павел Леонидович оттягивался по полной программе: девочки, наркота, выпивка… А в середине восьмидесятых подобная аморалка на хороший срок тянула. Соседи как-то наряд милиции вызвали — очень уж их донимали визги девиц и громкая музыка. Во время следствия еще и валютные махинации всплыли. Нет, восьмидесятые — это не шестидесятые, когда за это могли и расстрелять, но все же… Короче говоря, закрыли Павлика на полную пятнашку по совокупности. На зоне Артист познакомился с одним типом, мотавшим четвертак. Тип этот, Котэ, вор, между прочим, довольно известный, интересным вещам научил Пашу. А самое главное, намертво вдолбил ему в голову, что самый дорогой товар — это… — тут Сашка замолчал и вопросительно посмотрел на нас.