Посредине зала, на десяти хвостах, стояла прекрасная в своей наготе молодая девушка с лицом его дочери, спокойно с высока своего роста смотрящая на коленопреклонённого сына. Одежда мужчины расползлась по швам являя витые жгуты мышц, буграми, перекатывающимися под коричневой кожей покрытой мелкими чешуйками. Костяные шипы украшали согнутый в поклоне позвоночник, короткий мощный хвост, с острым костяным жалом. Почтительно склонённая лысая голова с ёжиком жёстких игл вместо волос. Морда существа, называемого в миру глупыми людишками — Француа, поднялась к женщине, пасть распахнулась в рыке, сложившемся в слова.
— Моя Госпожа — мать Горгонда! Приказывай!
— Твоя дочь совершила ошибку. Сколько можно тебе говорить, неразумный, воспитывай девочек правильно, не позволяй им иметь своё мнение. Мне нужна свита и корабль, придётся самой плыть в Когурё, тратить свою драгоценную жизнь на исправление твоих ошибок.
— Моя Госпожа, земля Когурё сейчас зовётся Империей Корё, — ящер вытянулся по стойке смирно, преданно смотря на свою мать, стал рычать рубленными фразами, — воздушный корабль готов Вас принять на борт, когда Вам будет удобно. Ваш Муж, мой отец, даст в свиту своих воинов. Жертвы уже на алтаре, напитывают его своей болью.
— Прекращай лебезить! И прими наконец людскую форму, в истинной форме ты слишком похож на отца, — Девушка окуталась голубым светом и как была нагая, но только уже на двух ногах, подошла к столу с интересом разглядывая угощение, не обращая внимания на мужчину спешно одевающегося в углу около вешала с одеждой.
— Как поживает Людовик? Не надоело ему ещё играться в короля? — Девушка руками достала кусок тушёного мяса из чаши, слизала длинным языком текущий по руке сок, с удовольствием стала жевать.
— Император Людовик двадцать первый правит нашей страной. Да продлятся его дни. Правда лет триста назад, чернь отрубила ему голову, устроив Великую Революцию. Глупцы, сожгли бы и остались живы. А так всё хорошо. — мужчина, поправив манжеты уселся за стол, самостоятельно наливая себе из графина рубинового цвета вино, — твой брат живее всех живых, всё так же волочится за каждой новой юбкой.
— Когда алтарь напитается болью? Откуда у тебя вимана? — она оценивающе глянула на бокал с вином в руках мужчины. — и налей матери вино, мужлан.
Вино сверкающей рубиновой струйкой полилось в бокал.
— Моя Госпожа, — Француа протянул девушке бокал, его не обманул игривый тон, опасность флюидами страха разлилась по комнате. Мать стала злиться, а причин он не понимал, — алтарь будет готов для вызова вашей свиты по истечению трёх полных суток, виманы у меня нет, есть самолёт, так называется аппарат, летающий при помощи крыльев и реактивной тяги. Мир сильно изменился госпожа.
— А люди? — Длинный глоток отправил всё содержимое бокала к месту назначения. — Они изменились?
— Нет Госпожа всё те же алчные и жадные существа, поглупели только в своём стремлении ублажить свои потребности. — Мужчина снова налил вино в поставленный на стол бокал. — Моя Госпожа, у людей сейчас большое значение имеют документы, удостоверяющие личность, для внешних людей Вы моя дочь Николь.
— Не испытывай моё терпение, — девушка придавила взглядом Француа, оторвала ножку от запечённой индейки, полностью засунула в рот, проигнорировав законы физики пространства, начала медленно жевать, разглядывая застывшего в почтительном поклоне сына, наконец, придя к какому-то решению, порывисто встав произнесла:
— Прикажи слугам наполнить ванну горячей водой в моей комнате, и пришли мне юношу не познавшего женщину, — она на миг задумчиво прикрыла глаза, — двух, я голодна.
* * *
Самолёт, увёзший отца с Ми Сук в Москву, взлетел точно по расписанию, установленному диспетчерской службой аэропорта, натужно ревя турбинами, круто взял вверх, очень быстро, превратившись в маленькую игрушку. Я с сёстрами стоял возле стеклянной стены терминала провожая взглядом серебристую точку чартера.
Сегодня устроил родственницам праздник живота, накормив сладкой клубникой, ещё хранившей тепло южного солнца, и от этого необыкновенно вкусной. Потом были абрикосы и персики. Потом я вспомнил про черешню.
Главное при этом было шутить и развлекать, потому что в глазах матери был такой страх, что мне совсем не нужно было сканировать её эмоции, в отличии от сестёр она знала о печати, знала, чем для меня это должно закончится, а моему заявлению, что со мню всё в порядке, она не поверила. Я рассказал про отца Николая и брата Никодима, как они что-то на мне искали и не нашли, но и это не помогло, так продолжалось до тех пор, пока к нам не присоединились папа с Александром Владимировичем. Они с лёту тоже заказали себе клубники, а когда я, от доброты душевной, добавил сливочного Амартетто, они от радости начали по новому кругу рассказывать какая классная из училки получится жена, тут то маму и отпустило.