— Ты, дочка, хоть и молодая, но груз у тебя большой. Сбрось. Оставь и иди дальше. Живи. Ты понимаешь, о чём я говорю. Хорошая ты. Добрая, настоящая. Семёну не говорите обо мне. Пусть ждёт, пусть думает, что я вернусь. Ему так будет легче. А ты живи. Знаешь, о чём жалею? Что Семён у меня один. Зря не родила больше. Боялась. Повторения горя боялась. Теперь жалею. Так бы не ты меня сейчас провожала, а сын или дочка. Ладно, иди. Устала я. Посплю. Пока живая. Иди.
Марина легонько сжала руку женщины, ответной реакции не последовало.
Вышла из палаты, глотая слёзы. Но тут её вызвали в приёмный покой, а потом она ушла в операционную.
Когда вернулась, палата была пустой…
Постовая сестра сообщила, что больная умерла во сне. А историю болезни забрал заведующий.
Очень хотелось остаться одной или на крайний случай с Антоном. Подёргала ручку его кабинета — заперто.
— Марина, там тебя вызывают к главному, комиссия, помнишь? — Коля спешил куда-то.
Все куда-то спешили, только ей шевелиться не хотелось. Но надо к главному.
Тот её встретил очень радушно.
— Мариночка, милая, проходите, что-то выглядите совсем не очень! Но это ничего, вы нам тут сегодня не понадобитесь. Проверяющая из центра по душу Антона Сергеевича пожаловала. Они там старые знакомые оказались. — Он многозначительно хихикнул и сделал такое лицо, что типа, в те тайны соваться не намерен. — Так что пусть они сами. Планы у неё на Антона Сергеевича, обратно зовёт. Только я обрадовался, только расширять хирургию задумал, но что поделаешь. Уедет, значит уедет.
— Кто уедет? — Марина не сразу сумела вникнуть в слова главного. — Антон уедет?
— Ну да, я их разговор слышал. Конечно, подслушивать нехорошо, но я же должен быть в курсе, приходится прислушиваться. Зря я Колю на эту должность не поставил. Можно было бы и вас, но от вас мы всё ждём чего-то великого. Ваша мама в ваши годы…
— Вы правы, я не мама. Работы много, пойду.
— Счастливо, Мариночка, счастливо.
Пока Марина шла до лаборатории, думала исключительно об Антоне. Ну не может же он так с ней поступить! Неужели уедет? Только утром замуж звал… Хотя какие перспективы в центре — и какие здесь, на периферии… А Антон талантливый, он матери ровня. Но неужели уедет?
Вспомнился тот день, когда Антон ушёл. Она ведь до последнего верила, что этого не случится… Хотя он просил, умолял тогда отказаться от ребёнка. А потом сказал, что уходит не от неё, а от такой жизни. Он на такую не согласен. Он жить хочет.
Что он имеет теперь? Её сумасшедшую мать и работу в дыре. Ну, не совсем дыре, конечно, но по его-то меркам так выходит.
Что же это весь мир против неё ополчился?
Взяла результаты анализов. Смотрела тут же, не отходя. Анемия, гемоглобин низкий, сильно низкий. Интересно, куда подевался? Вроде бы ничего такого не было. Вот она, слабость. Причина понятна, но всё поправимо. Лейкоцитоз тоже ерунда, и СОЭ повышено. Марина пожала плечами, может, не долечилась. Но тут глянула на результат ХГЧ. Повышен, и на сколько… Так она же беременна.
Почти бегом летела в отделение гинекологии, прямо к заведующей.
— Анализы посмотрите, пожалуйста.
— Что ж, Мариночка, анемию будем лечить, беременность сохранять. Вам не двадцать лет, детка, пора. Ну, а муж — дело наживное. Мариночка, давайте не сегодня, у нас комиссия, дама такая вся из себя. Вот переживём проверку, и вами займёмся. А вы пока к мысли привыкайте. Настраивайтесь.
— Как же так получилось? Я не хотела и время инъекции…
— Вы, милочка, антибиотики принимали, они снижают активность препарата. А если по-честному, то, видимо, там, — заведующая ткнула пальцем в потолок, само собой, подразумевая сферы повыше, — решили, что так для вас правильно. Не надо спорить с ними, Мариночка. Не надо.
Почему-то очень захотелось домой, подумать, побыть в одиночестве, взвесить, понять себя саму. Но рабочий день не окончен, надо отпрашиваться.
В ординаторской был один Коля.
— Коль, ты не знаешь, шеф у себя?
— У себя. А что хотела? Знаешь, говорят, уезжает он, с той самой, с которой он сейчас в кабинете. У него с ней отношения. Она такая фифочка, что тебе и не снилось. Вот, а ты его почти простила. Что бледная такая? Переживаешь?
— Мне переживать нечего, отравилась чем-то, пойду, отпрошусь.
— Постучать не забудь, а то нарвёшься.
Внутри всё кипело, прям очень хотелось врезать Коле, по его довольной морде. Но надо отпроситься и попасть домой, остаться одной хоть на какое-то время и обдумать всё произошедшее.
Постучала в дверь шефа и сразу вошла. Если суждено что-то увидеть, что видеть ей не положено, то пусть. Лучше сейчас.
Антон стоял у окна спиной к даме, восседавшей на его месте. Халат расстёгнут, впрочем, как обычно.
Повернулся к Марине.
— Марина Викторовна, что-то хотели? Давайте позже, хорошо?
— Я отпроситься. Мне домой надо.
— Идите, вы у врача были? — глаза его, тёплые, со смешливыми искорками, смотрели так знакомо, так по-доброму.
— Да, так я пойду?
— Конечно, позже поговорим. Я немножко занят. — Марине показалось, что Антон ей проказливо подмигнул. Да ну, нет, точно показалось.
Марина скользнула оценивающим взглядом по даме-проверяльщице, сделала выводы, ну совсем не утешительные для себя, и пошла домой.
На улице, на морозе ей стало легче. Физически легче, но никак не морально.
Если бы кто-нибудь знал, какие мысли крутились у неё в голове. Различные доводы противоречили друг другу, вставали по разные стороны, ссорились, спорили и буквально разрывали мозг.
Но Марина гнала их. Главное — пережить остаток этого дня и ночь, а утром… Утром всегда легче думается. Так что надо дождаться утра.
========== Часть 11 ==========
Дом встретил криками матери. Но почему-то Марину они не тронули.
— Мариночка, кушать будешь? — спросила тётя Валя, появившись из кухни. — Или Антона подождёшь?
— Антона? Тётя Валечка, боюсь, что не дождусь я его больше. Да и кушать не хочется. Вы сможете остаться у нас сегодня?
— Конечно. Случилось что? Поссорились?
— Нет, не ссорились. Представляете, никогда не ссорились мы с ним, даже когда ушёл в тот раз. Ушёл-то он, а глубоко виноватой себя чувствовала я.
— Забудь, Марина, отпусти обиду.
— Нет обиды. Понимаете — нет. Есть факт. А факт — вещь неумолимая. Я посплю, хорошо?
— Конечно, детка. Можешь на меня положиться.
Марина закрылась в спальне. Думалось о многом. Как так человек может? Неужели предать — как раз плюнуть? Она просто не понимала.
И эта женщина в кабинете Антона не укладывалась в её сознании… Марине вообще как-то не приходило в голову, что у него могла быть женщина. Хотя она сама встречалась же с Колей. Не любила никогда, но спала с ним. Наверно, так чувствовала себя живой. С одной стороны, никаких обязательств. А с другой, Коля был в её жизни в качестве средства от одиночества. Да, очень точное и правильное определение — средство от одиночества.
Марина открыла шкаф и долго смотрела на полки с одеждой Антона. Всё так аккуратно сложено. Сегодня на полках лежат его вещи, а завтра? Скорей всего, завтра они останутся пустыми…
Расстелила свою половину кровати и легла. Как жить дальше? Мать в таком состоянии проживёт ещё долго, всё больше и больше погружаясь в безумие. И ребёнок, который будет. С Антоном или без, но будет. Это её шанс, последний шанс.
Но кто бы знал, как страшно. Ей уже тридцать, за плечами столько горя, и зачат малыш под воздействием лекарств. Всё против этой крохотной жизни, а она уже есть. Значит, пусть живёт.
Стало так жалко себя, просто до слёз. Пока ревела, устала и уплыла в сон. Проснулась от дикого чувства страха. За окном темно, внизу горят фонари, небо затянуто тучами, ни звёзд, ни луны и чувство тревоги невероятное.
Глянула на время — двадцать два двадцать.
И тихо так, во всей квартире тихо. Только шёпот с плачем. Но голос вовсе не матери, и не шепчет она никогда — кричит, ругается, но не шепчет. Марина долго вслушивалась, и решила, что всё-таки мать.