Это небольшое лесное озеро в обрамлении темного густого леса напоминало глаз дикого животного. Оно было такое же блестящее и бездонное. И когда Тина смотрела на воду, она сама пугалась той глубины, той страшной манящей глубины, которую она видела.
Усилием воли она заставила себя отвернуться от окна, и тут ее взгляд упал на большой цветной, фотографический портрет ее отца, который висел в тонкой дубовой рамке на противоположной стене. Отец на нем был в такой же самой рубашке, что и в день своей гибели. Кепка с большим козырьком отбрасывала тень на его глаза, и поэтому Тина не могла попять, куда он смотрит. Его глаза оставались для нее загадкой.
Тина всхлипнула и вытерла глаза рукой.
— Я люблю тебя, отец! — прошептала она, — ото неправда, что я убила тебя! Это неправда!
В этот момент в комнату вбежала миссис Шеферд. Она бросилась к дочери, схватила ее за плечи и повернула к себе.
— Тина, с тобой все в порядке?
За этой сценой из-за распахнутой двери, скрестив руки на груди, наблюдал доктор Круз. Он скептически усмехался.
— Мама, я так скучаю без него, я так скучаю! — плакала Тина.
— Я знаю, дочка, знаю… Я тоже скучаю без него, — утешала ее мать.
Тина прильнула к плечу матери и обняла ее, но в это время она увидела доктора Круза, его ироническую улыбку. Нервы у нее не выдержали, девушка оттолкнула мать и решительно выбежала из дома.
— Тина! Тина! — кричала вслед ей миссис Шеферд, — Тина, дочка, ты куда?!
Но Тина не остановилась. Хлопнула входная дверь, и дом погрузился в тишину.
Какое-то непонятное подсознательное чувство влекло Тину к озеру. Она бежала по тем же мостикам, что и пять лет назад. К тому месту, где раньше был причал с остроконечной крышей, а вдоль помоста, гулко вибрирующего от ее шагов, вспыхивали и дрожали фонари.
Тина добежала до конца причала и остановилась перед немой гладью озера. Душная ночь была наполнена странными звуками: вскрикивали хищные птицы, и их голоса щемящим эхом разносились над гладью озера, скрипели старые деревья, чуть слышно плескалась вода о сваи.
И вновь страшное видение, которое преследовало ее пять последних лет, вернулось. Она услышала свой голос:
— Я ненавижу тебя! Ненавижу!
И голос отца:
— Тина! Тина! Прости меня! Вернись!
Она видела это настолько отчетливо, что могла воспроизвести мельчайшие подробности уничтоженного причала и ночного неба. Она даже помнила созвездия и знала, какое и где находилось в ту трагическую ночь В ночь гибели отца.
Тина смотрела на озеро. Ее взгляд как бы проникал сквозь толщу воды. Проникал и почти достигал дна.
— Папа, мне очень жаль, что так случилось… Прости! Прости! Я не хотела! — шептала девушка, не в силах оторвать взгляд от черного зеркала озера.
И вновь к Тине вернулось то далекое детское чувство — стоит ей только пожелать, очень сильно захотеть, и она сможет одним усилием воли вернуть все, как было… Вернуть отца… Она сама не замечала, как губы ее шептали вслух:
— Отец, я хочу вернуть тебя… Выйди, вернись ко мне! Я простила тебя… Прости и ты меня!
Тина чувствовала, как ее сознание проникает в глубины озера. Она чувствовала, что в этом озере что-то таится. Но тут из-за туч выглянула луна. Поверхность озера, до этого темная, блеснула серебром, в нем отразились вековые ели, окрашенные луной, прибрежные кустарники, похожие на мохнатых животных, узкая полоска песчаного пляжа, прибрежные камыши. Все, казалось, ждет появления чего-то неизбежного. Все затаилось, замерло в этом призрачном свете.
И Тина заплакала, испугавшись своих мыслей. Умом она понимала, что отца невозможно вернуть, что однажды, уйдя за черту, отделяющую жизнь от смерти, человек не может возникнуть вновь, в том же самом виде, каким он был при жизни. Но душа Тины, все еще остававшейся ребенком, твердила: «Стоит тебе только захотеть, очень захотеть, и он вернется!»
От собственного бессилия Тина сжала кулаки и зажмурила глаза. Снова подкатывала к горлу ненависть, подкатывала высокой сильной волной, ненависть к самой себе, к тому, что она совершила пять лет назад. Ведь умом Тина понимала, это она виновата в гибели отца. Это она использовала свой чудесный дар природы и подломила сваи причала.
Ненависть, заполнявшая Тину, стала настолько огромной, что уже не могла вместиться в ее душе. Она заполнила весь окрестный пейзаж, заполнила весь мир. Ее ненависть материализовалась. И Тине в какой-то момент показалось, что ее чувство хлынуло в небольшую зеркальную чашу озера и всколыхнуло ее до самых глубин.
Вода, как и тогда, пять лет назад, задрожала, по зеркальной глади побежали серебристые волны, и маленькое озеро забурлило изнутри. Тяжелый едкий пар начал подниматься от воды. В глубине, в самой страшной впадине, вздрогнула огромная каменная глыба, обвитая толстой кованой цепью. Звенья цепи натянулись, глухо звякнули друг о друга. Вся вода в озере пришла в движение.
Колыхались длинные водоросли, поднимался донный ил. Вздрогнуло и неподвижное до этого тело, прикованное длинной цепью к каменной глыбе. Веселый Роджер конвульсивно взмахнул руками и дернул головой. Из-под пластиковой маски хоккейного вратаря появились пузырьки воздуха. Утопленник-убийца оживал… На нем колыхались обрывки одежды, сквозь прогнившую плоть белели ребра и позвонки, но он двигался. Он вновь ожидал, чтобы идти и сеять смерть… Он понял, что его час пришел. Цепь, приковавшая его к глыбе, разорвалась… Одно за другим звенья с глухим подводным звоном падали на камень. Веселый Роджер всплывал к поверхности…
— Вернись, вернись… — шептала Тина, чувствуя, что в озере что-то происходит.
Она приоткрыла глаза и увидела, что пенится уже вся поверхность. Огромный искрящийся фонтан взлетел к небу у самого причала. Вокруг закипели и забурлили волны. И в воронке, образовавшейся после того, когда фонтан обрушился в озеро, появилось чудовище с ужасной и омерзительной маской…
Увидев пластиковый оскал маски Веселого Роджера, Тина, потеряв сознание, рухнула на доски причала.
Веселый Роджер выходил из воды. Он поднялся во весь свой двухметровый рост и не спеша проследовал возле потерявшей сознание девушки. Он даже не обернулся на нее. Он уходил в лес. С него стекал озерный ил, падали лохмотья прогнившей одежды, но поступь его была уверена и тверда. Качнулись лапы прибрежных елей, и Веселый Роджер исчез в темноте.
Обеспокоенная долгим отсутствием дочери, миссис Шеферд выбежала на улицу. Она знала где искать дочь, она и сама бы в таком состоянии пошла на причал. За матерью Тины бежал доктор Круз.
— Я ничего такого не делал, миссис Шеферд я не напоминал ей ни о чем. Мы просто проводили сеанс лечения.
— Да подождите вы! — кричала миссис Шеферд. — Я вижу, Тина вон там!
Она бросилась по настилу к распростертому на досках телу дочери.
— Тина, очнись! Что с тобой?! — мать несильно хлестала Тину по щекам.
Та приоткрыла глаза, в которых застыл ужас. Она еще не понимала, что произошло.
— Где он? — только и вымолвила Тина и вновь погрузилась в беспамятство.
— Кто, он? — удивленно спросила не то у себя, не то у дочери, Аманда Шеферд.
Доктор Круз пожал плечами.
— Наверное, она об отце. Снова эта навязчивая идея, — сказал он.
— Это у вас навязчивая идея, — истерически выкрикнула Тина, — это не был отец.
— Успокойся, дочка.
— Просто ты снова попала на это место, — пробовал успокоить Тину доктор.
— Я знаю, это страшный убийца, я вызвала его, стараясь вернуть отца… — обессиленная девушка снова потеряла сознание.
Вместе с матерью доктор занес Тину в дом. Они положили потерявшую сознание девушку на кушетку в гостиной и укрыли теплым одеялом. Доктор Круз сбегал в кабинет и принес оттуда пузырек с нашатырным спиртом. Когда он поднес ватку к носу девушки, та вздрогнула и открыла глаза.