Кемельман Гарри
Пятница, когда раввин заспался
Гарри Кемельман
Пятница, когда раввин заспался
Перевел с англ. А. Шаров
1
Они сидели в небольшом храме и ждали. Их по-прежнему было всего девять, а без десятого утреннюю службу начинать не полагалось. Престарелый председатель конгрегации Яков Вассерман был облачен в церемониальные одежды, а только что пришедший молодой раввин Дэвид Смолл ещё не успел переодеться. Он выпростал левую руку из рукава пиджака и закатал рукав сорочки до самой подмышки, потом прикрепил к предплечью рядом с сердцем маленький черный ларец с изречениями из Священного писания, семь раз обмотав тфилин вокруг локтя и трижды - вокруг ладони, чтобы получить фигуру, напоминающую первую букву Священного имени. Наконец он обхватил тфилином средний палец, и получилось кольцо - знак божественной принадлежности. Аккуратно пристроив второй тфилин на голове, раввин в точности исполнил все требования Библии: "И укрепишь ты его (Слово Божье) в виде знака на руке твоей, и станет оно пред очами твоими".
Все остальные были в отороченных шелком церемониальных талитах и черных кипах. Они сидели маленькими группами, о чем-то болтали, праздно листали молитвенники и время от времени сверяли часы с круглыми ходиками на стене.
Полностью готовый к утренней службе раввин мерил шагами центральный проход - не раздраженно, а как человек, слишком рано пришедший на вокзал, и иногда улавливал обрывки разговоров, то деловых, то семейных. Кто-то обсуждал детей, кто-то оценивал вероятность победы "Красных носков" в чемпионате. Едва ли такие беседы приличествуют людям, ждущим начала молитвы, подумал раввин, но тотчас одернул себя. Разве избыточное благочестие - не грех? Разве не должен человек вкушать от радостей жизни? А труд, семья и отдых от трудов - суть её радости. Раввину не исполнилось ещё и тридцати, но ему были присущи самоуглубленность и вдумчивость. Он вечно задавался всевозможными вопросами, после чего принимался подвергать их сомнению. И ничего не мог с собой сделать.
Ходивший куда-то мистер Вассерман вернулся в зал.
- Только что звонил Эйбу Райху, - сообщил он. - Говорит, будет минут через десять.
Толстенький пожилой коротышка Бен Шварц проворно вскочил со скамьи.
- Ну, с меня довольно, - пробормотал он. - Если для миньяна не хватает этого сукина сына Райха, я лучше помолюсь дома.
Вассерман бросился за Шварцем и нагнал его в конце прохода.
- Неужели ты уйдешь, Бен? Тогда и после приезда Райха нас будет всего девять.
- Извини, Яков, - сердито буркнул Шварц. - Я должен идти. У меня важная встреча.
Вассерман развел руками.
- Ты пришел, чтобы сказать Кадиш за упокой души твоего отца. Что это за встреча, которую нельзя отложить на несколько минут ради почестей родителю? - Шестидесятипятилетний Вассерман был едва ли не самым старшим членом конгрегации и говорил с каким-то странным акцентом. Слова-то он произносил правильно, но было заметно, что это требует немалых усилий. Заметив колебания Шварца, старик добавил: - К тому же, у меня сегодня тоже Кадиш.
- Ладно, Яков, - ответил Шварц, - хватит давить на чувства. Так и быть, останусь. - Он даже усмехнулся.
Но Вассерман ещё не иссяк.
- И чего ты взъелся на Эйба Райха? - спросил он. - Я слышал, как ты поносил его. А ведь вы были хорошими друзьями.
- Что ж, скажу тебе, почему, - более чем охотно ответил Шварц. - На прошлой неделе...
Вассерман поднял руку, призывая Бена к молчанию.
- Та история с автомобилем? Я уже наслышан. Если ты считаешь, что Райх должен тебе деньги, подай на него в суд, и дело с концом.
- Не пойду я в суд с таким пустяком.
- Тогда найдите другой способ сгладить свои трения. Но в храме не должно быть двух почтенных прихожан, не желающих стоять в одном миньяне друг с другом. Это позор.
- Послушай, Яков...
- Ты когда-нибудь задумывался о роли храма в нашей общине? Где, как не под его сенью, улаживать евреям свои разногласия? - Вассерман кивком подозвал раввина. - Я тут пытаюсь втолковать Бену, что храм - место священное, и все приходящие сюда евреи должны пребывать в мире друг с другом. Сглаживать здесь свои трения. Может быть, в этом качестве храм ещё важнее, чем просто как место для молитвы. А вы что думаете?
Молодой раввин растерянно посмотрел сначала на Вассермана, затем - на Шварца, и зарделся.
- Боюсь, что не смогу с вами согласиться, мистер Вассерман, - сказал он. - Храм не есть священное место в полном смысле слова. Разумеется, изначально так и было, но потом многое изменилось, и общинная синагога вроде нашей, по сути дела, превратилась в обычное здание. Здесь собираются, чтобы молиться и учиться, и, я полагаю, она священна ровно настолько, насколько священно любое место, где люди сообща возносят молитвы. Но улаживать разногласия, по нашему обычаю, должен не храм, а раввин.
Шварц промолчал. По его мнению, молодой раввин вышел за рамки приличий, осмелившись открыто противоречить президенту храма. В конце концов, Вассерман - начальник раввина, не говоря уже о том, что годится ему в отцы. Но Яков, похоже, не обиделся. Кажется, он даже был доволен. Его глаза блеснули.
- Что же вы предлагаете, рабби? Как быть, если двое прихожан перегрызутся между собой?
Дэвид Смолл тускло улыбнулся.
- Э... ну... несколько десятилетий назад я предложил бы созвать Дин Тора.
- Что это такое? - спросил Шварц.
- Своего рода судебные слушания, - пояснил Смолл. - Кстати, судейство - одна из главных обязанностей раввина. В былые времена в европейских гетто раввинов нанимали не синагоги, а городские власти. И нанимали не столько затем, чтобы возглавлять молебствия, сколько для разбора дел, представленных на их суд, и надзора над соблюдением закона.
- И как же он принимал решения? - спросил Шварц, которому вдруг стало любопытно.
- Как и любой судья. Выслушивал стороны. Иногда - один, иногда вместе с двумя односельчанами из числа самых образованных. Если надо, опрашивал свидетелей, а затем, основываясь на Талмуде, выносил свое суждение.
- Боюсь, нам это не очень подходит, - с улыбкой ответил Шварц. - Мое дело касается автомобиля, и я вовсе не уверен, что в Талмуде найдется подходящий прецедент.
- В Талмуде найдется все, что угодно, - строго сказал раввин.
- Даже автомобиль?
- Об автомобилях там, разумеется, нет ни слова, но довольно много говорится о таких вещах, как ущерб и ответственность за него. Принципы остаются одинаковыми, только частности меняются от века к веку.
- Ну, что, Бен, ты готов к судебному разбирательству? - спросил Вассерман.
- Да мне-то что? Я могу изложить свое дело кому угодно. Чем больше будет слушателей, тем лучше. По мне, так пусть весь приход узнает, что за гнида этот Эйб Райх.
- Нет, я серьезно, Бен. Вы с Эйбом оба входите в совет директоров и посвящаете храму столько часов, что и не сосчитать. Почему бы вам не уладить спор в соответствии с древним еврейским обычаем?
Шварц передернул плечами.
- Ну, что касается меня...
- А вы, рабби? Не угодно ли...
- Я проведу Дин Тора, если того пожелают мистер Райх и мистер Шварц.
- Эйб Райх ни за что не явится, - сказал Бен.
- А я ручаюсь, что он придет, - возразил Вассерман.
Шварц явно загорелся этой идеей.
- Что ж, ладно. Только как нам действовать? Где и когда состоится эта ваша Дин Тора?
- Сегодня вечером в моем кабинете. Вас устроит?
- Меня-то устроит. Вы понимаете, рабби, этот Эйб Райх...
- Если мне предстоит выслушать изложение дела, вам следовало бы дождаться мистера Райха, чтобы он тоже мог послушать, вы не находите? мягко спросил раввин.
- Конечно, рабби, я не хотел...
- До вечера, мистер Шварц.
- Я приду.
Раввин кивнул и зашагал прочь. Несколько секунд Шварц смотрел ему вслед, потом сказал: