Слишком большие знатоки русских тюрем оказались в этом списке (исключение составлял все тот же Иосиф), чтобы отнестись к подготовке побега хоть бы с малой долей легкомыслия. Все понимали, что предстоит длительная, упорная и кропотливая работа, успех которой прежде всего зависит от того, что любая, самая незначительная мелочь не выпадет из поля зрения.
Долго разрабатывался план. Определив, что побег должен осуществиться через одну из стен той клетки двора, куда политических выводили на прогулку, попробовали прикинуть, из каких составных сложится сумма успеха.
Нужно достать одиннадцать чистых паспортов и деньги, примерно по сто рублей на человека; найти надежные квартиры в Киеве, где можно было бы укрыться на первое время; достать вино и сильнодействующее снотворное — это для надзирателей; веревки для лестницы, якорь с острыми лапами, чтобы закрепить лестницу…
Стали распределять обязанности. Кто что должен делать. Кто как должен вести себя во время побега.
Где достать чистые бланки паспортов? Нелегко, находясь в тюрьме, похитить одиннадцать паспортов в полиции. И тут наступил час Иосифа.
— Паспорта есть, — сказал он робко. — В Вильно. Я дам связь.
Круглолицый, розовощекий заведующий цейхгаузом Папаша, «опытный сиделец», с некоторым сомнением посмотрел на Иосифа.
— Ты уверен, что они там есть?
— Уверен. Мы их приберегали для тех, кого переводили через границу.
Из тюрьмы по неведомым каналам на волю стали поступать заказы: деньги, веревки…
А в тюрьме надзиратели политического корпуса не могли нарадоваться на своих «подопечных». Во-первых, перестали митинговать и устраивать обструкции. Все больше во дворе, и ничего недозволенного… Словно детишки, развлекаются всякими играми: делают акробатические пирамиды, и ловко так, будто не политики, а цирковые акробаты. Шумят, конечно… Собираются в хоровод, господин Бауман в середине изо всех сил лупит палкой в дно жестяной банки. Ну, а те, что в кругу, ногами притопывают, в ладоши хлопают и кричат все враз. Но и к нам с полным уважением… У кого, значит, день ангела или рождения, обязательно приглашают и водочкой потчуют. Оно конечно, нарушение, но ведь если к тебе по-людски, то и ты соответствуешь. И все шито-крыто. Скандалов ни-ни!
Надзиратели не знали только, что пирамида, которую так ловко составляли политики, вершиной своей как раз достигала железного покрытия стены… Что жестяная банка, в которую неистово колотил Николай Бауман, имитировала звуки шагов по листовому железу… Что никто никаких именин не справлял, а просто приучали волка брать пищу из рук — впрок поили надзирателей водкой…
Пришли из Вильно 15 чистых паспортных книжек. Получены и распределены были деньги. Тщательно обследован пустырь перед тюрьмой. Установили условный знак, который должен был быть дан из одного окна верхнего этажа на пустырь: «Мы готовы. Свободен ли путь?»
На одном из свиданий знакомая девушка преподнесла Гурскому невероятный но размерам и красоте букет цветов.
В букете был ловко спрятан небольшой якорек.
Сильвин, словно знаменитый борец Иван Поддубный, швырял на пол по очереди каждого из своих товарищей по побегу. Потом затыкал ему рот кляпом и скручивал простыней. Так он учил связывать часового.
Литвинов, располосовав грубый холст, выдаваемый заключенным на простыни, скручивал веревки для лестницы, привязывал к ним короткие прочные палки.
Кто-то из специалистов по изготовлению «липы» заполнял книжки паспортов и ставил непонятные, с замысловатыми завитушками подписи.
Провели несколько репетиций. Иосиф являлся во двор с подушкой под мышкой. В наволочке лежала лестница, на которой он теперь спал. Пирамида строилась мгновенно. Бауман извлекал из жестянки прямо-таки адские звуки. В железных объятиях Сильвина безмолвно задыхалась очередная жертва. Каждый знал свое место. Пора было начинать и сам спектакль. Гуще становилась чернота августовских южных вечеров. Это, конечно, благоприятствовало замыслу, но и вызывало беспокойство — тюремная администрация могла взяться за ум и сократить время нахождения заключенных в прогулочном дворе. Тревожило и поведение одного надзирателя, старика Измайлова — бывшего жандарма. Он единственный отказывался пить водку, предлагаемую заключенными. Что-то подозревал — принюхивался, присматривался. Узнали, что Измайлов настаивает на обыске во всем корпусе политических. Обыск был бы равносилен катастрофе. Ведь у каждого на руках фальшивый паспорт и крупная сумма денег. А куда припрятать якорь и лестницу? Приняли решение: в случае обыска оказать сопротивление для того, чтобы успеть уничтожить паспорта и деньги.
Медленно поползли тревожные, безвозвратно потерянные дни. Их ход нарушил крик на рассвете: «Обыск, товарищи!» Все повскакали с нар, бледные, перепуганные. Еще минута — паспорта, деньги, разорванные в клочья, побросали бы в параши. Но тревога, к счастью, оказалась ложной.
Привезли нового арестованного — Ванина, взятого на границе. Почему-то его посадили в одиночную камеру, постоянно закрытую на замок. Странной симпатией воспылал к нему помощник начальника тюрьмы и заведующий политическим корпусом Сулима. Приходил к Банину каждый день и по нескольку часов сражался с ним в шахматы. Еще одно осложнение! Сулима не мужичок-надзиратель. Ему не предложишь стаканчик винца, сдобренного снотворным. Но уже и времени раздумывать не оставалось. Вот-вот польют осенние дожди, вечера станут холоднее. Да и напряжение ожидания — выше человеческих сил. Побег назначается на вечер 18 августа.
Кажется, все готово, все предусмотрено. Сюрприз устраивают социалисты-революционеры. «Вы должны взять с собой одного нашего товарища — Плесского» То есть как это взять? А паспорт? А деньги? Но так как без помощи группы украинских эсеров побег нельзя было осуществить, пришлось согласиться. Чистый бланк паспорта нашелся. Деньги тоже собрали — с каждого участника побега по десять рублей. Беглецов стало двенадцать.
Вечер. Отпраздновали очередной день рождения. Надзиратели хватили по стаканчику, на этот раз с лошадиной дозой снотворного, и спят сном праведников. Как на службу, в камеру к Банину заявился Сулима. Дверь камеры тихонько закрыли на замок.
Дан сигнал из окна. Далеко с пустыря, прорезая сгущающийся сумрак, трижды мелькнул красный огонь фонарика. Путь свободен…
Бауман загрохотал в жестянку. К стене взлетела пирамида. На вершине ее оказался Гурский. Иосиф подал лестницу. Глухо лязгнул якорь, вцепившись лапами в карниз с внешней стороны стены.
Первым — он самый легкий — на стену взобрался Иосиф и по веревке, безжалостно сдирая кожу на ладонях, спустился вниз. Помог Басовскому. Тем временем съезжали вниз третий, четвертый, пятый… Стало совсем темно. С разбегу, кувыркнувшись в воздухе, Иосиф полетел в глубокий ров. На мгновение отшибло память. Пришел в себя, пополз по дну рва в поисках шляпы. Кто-то негромко постанывал. Оказалось, Басовский. Тоже угодил в ров и тоже потерял шляпу. К счастью, не повредил больную ногу.
Иосиф протянул руку и вытащил Басовского из рва. Перебежав пустырь, с трудом уговорили первого попавшегося извозчика отвезти их в направлении той квартиры, что была для них подготовлена. Извозчик долго кобенился: смущало, что оба господина без шляп — видно, пропили! Заплатили вперед. Вылезли, не доезжая до Обсерваторного переулка. Басовский тихо стонал от боли. «Теперь скоро, уже совсем рядом, отдохнем, выспимся», — утешал его Иосиф.
Вот и Обсерваторный. Нужен дом № 10. Прошли по переулку туда и обратно. Хоть смейся, хоть плачь, а нет в переулке дома под десятым номером. Пошли на огромный риск: постучали в двери дома № 8, им, собственно, и кончался весь переулок. Сказали пароль, то есть назвали фамилию человека, который должен был их принять. «Нет у нас такого и никогда не было!» Дверь захлопнулась перед носом. Не очень-то большое доверие, должно быть, внушал вид двух мужчин в растерзанной одежде, без головных уборов.
Пошел мелкий назойливый дождь.