ОСЕДЛАВШИЙ ГРАНИЦУ
Один из крупнейших городов Европы, Берлин ошеломил и подавил юношу из Вилькомира — ему Вильно, а тем более Киев казались гигантскими городами. Совершенно не зная языка, всем чужой, бродил он по Кайзер-вильгельмштрассе и Фридрихштрассе — широким, бесконечно длинным улицам, обрушивавшим на него грохот движения: громкие раскаты подземки, вдруг вырывавшейся из недр земли, вой клаксонов, визг тормозов, шуршание шин и топот, топот, равномерный топот множества ног, массирующих тротуары.
Его поражали тяжеловесность зданий, словно вырубленных из целых скал, необозримость площадей, монументальность памятников… Позже зимний Лондон, прокопченный и задымленный до густой черноты, видный всегда лишь сквозь мелкую сетку дождя, падающего с низкого, беспросветного неба, показался ему еще огромнее и страшнее Берлина. Пока же он вышагивал по Берлину, старался привыкнуть к громоздким его масштабам и преодолеть в себе страх перед ним. Ведь здесь же предстояло ему не только жить неизвестно сколько времени, но и наладить работу, по существу еще не начатую по-настоящему.
Поразил Пятницкого и внешний облик немецких рабочих. Когда вместе с Гальпериным он зашел в одну пивную — излюбленное место встреч членов социал-демократической партии — и увидел солидных людей, одетых в добротные тройки, безмятежно попивающих пиво из высоких стеклянных кружек, он решил, что это ошибка, что здесь собрались и балуются черным баварским пивом самые доподлинные буржуи.
Островком, к которому он, как утомленный, задыхающийся пловец, наконец-то подплыл, была берлинская группа искровцев: Михаил Георгиевич Вечеслов, Петр Гермогенович Смидович, мать и дочь Бах. У Бахов собирались и русские эмигранты, и берлинские студенты.
Поездка в Лондон, о которой уже упоминалось, помогла Осипу, теперь уже Пятнице, представить характер своей работы в транспортном пункте и вообще ориентироваться в обстановке, сложившейся к тому времени в кругах русской революционной эмиграции. Ведь в Лондоне жил его политический наставник и тезка Блюменфельд. Он снова набирал «Искру», а жил в одном доме с Мартовым, Засулич и Дейчем. Все они показались Пятнице людьми необыкновенного ума, большой чуткости и доброты. Почти все время, проведенное в Лондоне, Пятницкий пробыл в их обществе, только раз посетил Ленина, да еще два или три раза обедал вместе с ним и Надеждой Константиновной, с Мартыновым, Носковым, Засулич.
Познакомившийся и сблизившийся с создателями «Искры» Осип вернулся в Берлин, чтобы вместе с Гальпериным наладить транспорт литературы, прием и отправку людей. Трудное это было дело, и легло оно на плечи всего двух человек…
Но скоро Осип остался и вовсе один — здоровье Гальперина оказалось настолько подорванным, что ему не под силу стало делить с Осипом тяготы работы, требующей постоянных разъездов, сугубой осторожности и огромной находчивости.
В конце 1903 года, точнее 26 октября, Гальперин писал Пятницкому в Берлин: «Обращаюсь к вам от имени ЦК с просьбой взять на себя обязанность представлять его интересы в Берлине, установить сношения с группой, организовать распространение литературы, устанавливать связи и вообще взять в свои руки ведение местной работы в Берлине и по всем делам сноситься по известному вам адресу… От имени ЦК и попросите местную группу обращаться по всем нуждам к вам…» Вот уж истинно и швец, и жнец, и на дуде игрец!
Остается только поражаться, как быстро и почти безошибочно научился ориентироваться в заграничной обстановке недавний портновский подмастерье из заштатного уездного городишка! Еще до посещения Лондона он уже побывал в ряде пунктов германо-русской границы, «прорубил» проходы через нее, восстановил связи со старыми своими друзьями-контрабандистами, а попутно чрезвычайно удачно переправил в Россию питомца Ленина, питерского рабочего Ивана Васильевича Бабушкина, незадолго до того совершившего побег из екатеринославской тюрьмы.
Вернувшись из Лондона, Пятница сразу же помчался на границу: предстояла отправка большого транспорта литературы в Россию. Кроме того, следовало перебросить на родину Повара (Федора Ивановича Щеколдина). Подкупив пограничную стражу, уверенный, что все предусмотрено, Осип со спокойным сердцем наблюдал из окна дома, как Повар «крадет» границу. Вот он уже на русской стороне, вот дошел до кладбища и хладнокровно прошел мимо солдата, пристально смотревшего совсем в другую сторону. Вот и все! И тут грянул винтовочный выстрел. Солдат поднял тревогу. Что за дьявольщина, он же получил свою пятерку? Вмешался тот случай, который просто невозможно предусмотреть. Оказывается, господину офицеру вздумалось прогуляться именно среди живописных могил кладбища и именно в ту минуту, когда через кладбище неторопливо шествовал Повар. Что оставалось делать солдату? Конечно, Повара задержали, и не миновать бы ему тюрьмы, если бы не конспиративные связи Пятницкого, проникшие далеко в глубь территории государства Российского. Дана команда, заплачены деньги, и Повар «незаметно» садится в карету и едет в ней до ближайшей железнодорожной станции, а Пятницкий в графу непредвиденных расходов вносит еще пятнадцать рублей. Дороговато, но что поделаешь!
Зато без всяких хлопот удалось «принять» искровку Костю (Розалию Самсоновну Гальберштадт) — члена организационного комитета по созыву II съезда партии.
Берлин — Тильзит… Тильзит — Берлин… Берлин — Нейштадт… Нейштадт — Берлин… А в Берлине Фрейтаг все еще на птичьих правах. Живет, прописанный по паспорту американского гражданина, причем паспорта-то уже. нет — возвращен владельцу, уезжающему в Америку.
Вернулся из Тильзита — и нате вам… Хозяйка квартиры взволнована.
— Вас вызывают в полицию, герр Дулитл. Простите за беспокойство, но они уже приходили несколько раз… Какое-то недоразумение… Появился еще один герр Дулитл.
Проклятый американец вместо того, чтобы переплыть океан, как ни в чем не бывало прописался в Берлине по тому же паспорту. Пришлось Пятницкому спешно расстаться с хорошей, комфортабельной комнатой и перейти на «вы» с берлинскими блюстителями порядка. Но все это были привычные для конспиратора неурядицы, и на работе они, понятно, не отражались.
Изыскивая все новые и новые каналы для транспортировки литературы, Пятницкий в одну из своих поездок в Тильзит напал на след крупной литовской организации, перевозившей через границу книги религиозного содержания на литовском языке. Вот чудеснейшее прикрытие! Немедленно встретился с земляками за кружкой пива, повздыхал о давно покинутых родных местах: «Ах, Неман, ах, леса и перелески, ах, древняя башня Гедимина», — и окрутил почтенных ксендзов-торговцев вокруг пальца. За небольшую мзду согласились они помочь земляку. И пошла писать губерния… Десятками и сотнями пудов стала поступать в Россию «Искра», журнал «Заря», брошюры Маркса, Плеханова, Ленина через посредство сговорчивых литовских попов. А в Вильно на прием встал старый соратник из военной организации ЛСДП — Гусаров.
Одно было плохо. Литература по этому каналу шла несколько месяцев: из Берлина в Ригу, из Риги в Вильно, из Вильно в Петроград. Ксендзы не торопились. Но ведь «Искра» — это же боевой орган, злободневный, мгновенно откликающийся на события и дающий указания социал-демократическим организациям.
Об этом размышлял Осип, с утра и до позднего вечера проводя в сыром подвальном помещении газеты «Форвертс», предоставленном для склада искровской литературы. Тут он осваивал новую для себя профессию упаковщика. Причем самой высокой квалификации! Прежде всего пакеты с литературой должны выглядеть как близнецы. Их надо делать небольшими и очень аккуратными: в каждом одинаковое количество «Искры» и одни и те же брошюры. Затем их следует соединить в большой тюк. Расчет простой: тюк открывают и маленькие пакетики без лишних хлопот рассылают по всей России. И естественно, формат и вес пакетов нужно точно подгонять под упаковку литовской религиозной литературы. Такой утомительный труд отнимал у Пятницкого 8—10 часов в день. Но редакция «Искры» постоянно требовала сократить сроки прохождения литературы от Берлина до России. Пришлось пойти на хитрости. Чемоданы с двойным дном. Отличная, уже проверенная штука! По заказу Осипа их в немалом количестве изготовляла одна небольшая берлинская фабрика. Но ее продукция обратила на себя внимание таможенных чиновников. Чемоданы-то были совершенно одинаковы! Произошло несколько досадных провалов. Тогда стали вделывать второе дно в обыкновенные, разных фасонов чемоданы. В тайнике умещалось 100–150 экземпляров тоненьких свежих номеров «Искры». Вес чемодана не вызывал подозрений — дополнительный груз был нетяжел. Владельцы чемоданов — все товарищи, которые легально и нелегально уезжали в Россию, и студенты, сочувствующие социал-демократам, — шли на неизбежный риск охотно и отважно. Широко применялись и знаменитые жилеты-панцири для мужчин, и панцири-корсеты для женщин. В них умещалось от 200 до 300 экземпляров «Искры». Ни таможенники, ни жандармы не обращали внимания на студентов, здорово отъевшихся на заграничных хлебах, и на дам, быть может излишне полных, но с отличными фигурами. Такая отправка литературы шла под кодом «экспресс».