И только вышел Пятницкий из своей квартиры, как заметил субъекта, сидящего в нише окна соседнего кабачка. Он самый! Пришлось опять заметать следы. Осип пошел к Загорскому. Там его ждала телеграмма Ленина с предложением приехать к нему в Поронино.
Сделали так: послали посыльного с вещами товарища из Баден-Бадена на Эйленбургский вокзал, откуда отправлялись поезда в Россию на Калиш, а в некотором отдалении пошла за посыльным Пилацкая — одна из верных товарищей по партии. И она сразу же обнаружила шпика, ринувшегося вслед за посыльным с вещами.
В это же время Загорский взял вещи Пятницкого и отвез их на новый Лейпцигский вокзал. Вечером же пошел провожать товарища из Баден-Бадена и установил, что шпик сел на тот же поезд. У уехавшего был настоящий паспорт, и ему ничего не угрожало. На границе, как удалось потом узнать, русские жандармы его задержали, произвели тщательный обыск и расспрашивали о Пятницком.
А Пятницкий благополучно добрался до Поронина и рассказал о всем происшедшем Владимиру Ильичу.
Он уже ни капли не сомневался, что шпика по его следу пустил Житомирский, единственный человек, уверенный, что Пятницкий едет в Германию.
Таким образом, капкан, поставленный на матерого волка, должен был захлопнуться.
В Поронино пришло письмо от Загорского: был обыск у хозяина квартиры, которую в Лейпциге снимал Пятницкий. Тяжелая дверца капкана поползла вниз.
Пятницкий сообщил Житомирскому, что Заграничное бюро ЦК якобы направило его на работу в Краков. И написал свой фиктивный, выдуманный адрес в Кракове. Скоро польские товарищи — им было поручено вести наблюдение за этой квартирой — сообщили, что за ней начата прочная полицейская слежка. Капкан захлопнулся. Крупный провокатор, причинивший много вреда большевикам, наконец был раскрыт.
С Бряндинским все получилось гораздо проще.
В связи с арестом Зефира (Моисеев), руководившего приемом большевистской литературы в Россия — его штаб-квартира располагалась в Минске, — Пятницкий поставил вопрос о подыскании человека, который мог бы заменить Зефира. И вот летом 1910 года в Лейпциг пришло письмо от некоего Матвея Бряндинского. Он писал, что по указанию члена Русского бюро ЦК Ногина выезжает за границу для встречи с Пятницким по делу транспортировки литературы. По сведениям, которыми Осип располагал, Бряндинский вполне подходил на роль руководителя приемно-распространительного пункта. После своего побега из тобольской ссылки в 1909 году он стал профессиональным революционером и работал сперва как организатор районов в Петербурге и Москве, а затем как уполномоченный и заведующий паспортным бюро Центрального Комитета. О нем хорошо отзывался Ногин и многие другие известные члены партии. Но вот письмо… Оно сразу же насторожило Пятницкого. Почему же это опытный конспиратор написал его примитивным химическим способом, пренебрегая шифром?
Встревоженный Пятницкий тотчас же сообщил о своих сомнениях в Париж Марку (Любимову), ведавшему всеми техническими делами Заграничного бюро. Тот успокоил: по всей видимости, по неопытности, а вообще Бряндинский проверенный товарищ. Хорошо! Пятницкий встретил его на границе и привез с собой в Лейпциг. Внешность, манера держаться, некоторая суетливость Бряндинского не понравились Пятницкому. «Но, может, он хороший работник и наладит дело», — думал Осип, передавая Бряндинскому связи с товарищами в России, ранее сосредоточенные в руках Зефира. Местом для своей штаб-квартиры Бряндинский избрал Двинск, а его помощник Валерьян (Залежский) обосновался в Гомеле и Ново-зыбкове.
Первое время все шло прекрасно: литература поступала, и ее быстро развозили по всей России. Пятницкий ругал себя за излишнюю подозрительность. Матвей оказался хорошим организатором транспорта литературы. Но прошло всего несколько месяцев, и недоверие к Бряндинскому вспыхнуло с новой силой. Несмотря на то, что транспорты с литературой благополучно переправлялись через границу и доставлялись в Двинск, местные организации в России получали литературу редко, а то и вовсе она не поступала. Несколько раз Осип вызывал Бряндинского к себе. Тот неизменно приезжал и очень охотно и пространно обсуждал вопрос, как получше организовать распространение литературы.
И всякий раз после его приезда в Лейпциг дело налаживалось, но только очень ненадолго. И всякий раз, общаясь с ним, Осип внимательно прислушивался к манере этого человека отвечать и спрашивать, тщательно к нему приглядывался. И вот что было странно: приезжая по вызову Пятнипкого в Германию, Бряндинский всегда имел отличный заграничный паспорт. Между тем кому, как не Пятницкому, было хорошо известно, сколь трудно достать такой документ.
А транспортный пункт, руководимый им, работал все хуже и хуже.
И тогда Пятницкий провел еще одну проверку. Он предупредил Бряндинского, что если листок с первомайским призывом, изданный ЦО, не будет доставлен вовремя ряду социал-демократических организаций в России, то двинский транспортный пункт придется ликвидировать за бездеятельность.
Провокатор растерялся: листок был получен вовремя и всеми, кому он адресовался. Теперь никаких сомнений у Пятницкого не оставалось. Бряндинский представлял собой несомненную и реальную опасность для партии, и Осип потребовал удаления его с работы и недопущения на Пражскую партийную конференцию.
— Бряндинский — агент охранки, — уверенно заявил Осип. И привел еще несколько примеров. Письмо Пятницкого с изложением всех фактов вслед за телеграммой поступило в Париж к Надежде Константиновне, и провокатор, уже крутившийся в Париже, так и не попал на Пражскую конференцию. А дело о нем передали все тому же Бурцеву — и песенка еще одного агента охранки была спета.
Конечно, Пятницкому пришлось связаться с помощником Бряндинского Валерьяном и вместе с ним переменить все явки и отказаться от услуг некоторых, связанных с Бряндинским, товарищей. И вновь, как и прежде, потекла марксистская литература в Россию, и ни старательность пограничных таможенных чиновников, ни хлопотливое усердие жандармов не могли прервать этого потока революционной мысли, зовущей к действию.
Теперь, минуя провокаторов чуть меньшего калибра: Шурканова, Черномазова или Романова (Аль Алексинский — бывший ученик каприйской школы), расскажем о встречах Пятницкого с «провокатором провокаторов» — Романом Малиновским.
По прямому указанию Владимира Ильича на Пятницкого была возложена задача организационной подготовки партийной конференции в Праге. Он ездил в Прагу, из Праги в Париж и вновь в Прагу. Предстояло договориться с чешскими социал-демократами, найти подходящее помещение, обеспечить явки, переход делегатов через границу и т. д.
Решено было, что заседания конференции пройдут в Народном доме, принадлежавшем чешским социал-демократам.
Сделав все необходимое, Пятницкий вернулся в Лейпциг, информировал оттуда Ленина, что пражская почва подготовлена. Самому же Осипу пришлось взяться за привычное дело: встречать приезжающих из России делегатов, устраивать их на квартиры и потом отправлять в Прагу.
В середине декабря 1911 года, получив сообщение о выезде за границу четырех делегатов, Пятницкий пошел на вокзал к утреннему берлинскому поезду.
Из поезда действительно вышли четыре человека, в которых Пятницкий тотчас же узнал россиян. Одеты они были в высокие сапоги и меховые шапки, каких немцы не носили. Держались плотной кучкой и растерянно осматривались по сторонам. Но когда Осип прямо подошел к ним и спросил по-русски, какая улица им нужна, самый высокий и плотный — П. Залуцкий — попросту послал его к чертовой бабушке. И даже после того, как Пятницкий назвал адрес явки — Цейцерштрассе, — приехавшие продолжали проявлять «бдительность» и старались как-нибудь отвязаться от навязчивого незнакомца. Позже, конечно, все разъяснилось, и приехавшие (Онуфриев и Залуцкий — питерские ра'бочие, Догадов из Казани и Серебряков из Николаева) весело подшучивали над собственной подозрительностью.