Пятницкий чувствовал, что еще немного, и он разрыдается от бесконечной жалости к этой молодой и нежной женщине, чью руку он незаметно для себя бережно взял в обе свои и так и не выпустил, пока Юлия не кончила рассказывать. Он восхищался мужеством «барышни». Совершить такое в двадцать лет! Какая сила духа! Какое бесстрашие! И не вспоминал, что сам в двадцать лет уже сидел в тюрьме, бежал из нее и много лет прожил, подвергаясь ежечасно опасности. А когда понял, что полюбил Юлию, а Юлия полюбила его, никак не мог поверить, что это правда.
Они поженились спустя две недели после первой встречи, и все представления Пятницкого, что ему, профессиональному революционеру, некогда думать о собственном счастье, полетели ко всем чертям.
Вот уже год как они вместе. Сначала вдвоем, а теперь втроем. Но вот переломить свой характер, смягчить его так и не удалось. И Пятницкий понимал, что Юлии бывает трудно. Сам страдал от этого и все же изменить ничего не мог. Мальчишкой скрытным не был. Охотно открывался и перед матерью, и перед старшим братом. Однако подполье властно перекроило характер. Стал молчаливым, знающим не только цену, но и опасность каждого произнесенного слова. Когда несешь в себе что-то, от чего зависит успех, безопасность, а иной раз и жизнь товарищей, болтливость преступна. Привык мысленно говорить с самим собой. У Юли, хотя профессия разведчика приближена к профессии революционера-подпольщика, скрытность не стала привычкой. Она рассказывала Пятницкому обо всем, что ее тревожило, занимало, волновало. А он больше помалкивал. Правда, ничего сугубо секретного в деятельности Цекпрофсожа не было, да и быть не могло. Он посмеивался сам над собой. Конспиративные отношения с собственной женой. Глупость! Ей же, наверное, интересно, что он он там делает со своими любимыми железнодорожниками. И во время дискуссии с Троцким от ее взволнованных расспросов — ведь Юля же член партии! — он тоже отделывался ничего не значащими словами «читан газеты». А теперь Коминтерн. На этой работе болтунам нечего делать!
Председатель ПИКИ говорил с ним не то что высокомерно, но как-то отстраненно, почти равнодушно. Знакомое «бабье» лицо Зиновьева под густой шапкой вьющихся волос немного обрюзгло, оплыло к безвольному округлому подбородку и приобрело какую-то стеариновую бледность. Он выразил надежду, что товарищ Пятницкий наладит работу аппарата. Кадры, финансы, управление делами. У него самого нет времени заниматься всем этим. Живет больше в поезде. Между Москвой и Петроградом. Рекомендовал поговорить с Радеком. Быть может, он подскажет что-либо существенное.
Радек, по вынимая изо рта кривую, дышащую ароматным дымком трубку и безбожно коверкая русский язык, рассказал несколько анекдотов. Да, он реял в облаках высокой политики, а на землю спускался только для того, чтобы извергнуть целый каскад острот. Пятницкий раза два хохотнул и распрощался — помощи от Радека ждать тоже не приходилось.
В старом невзрачном доме на Моховой, предоставленном в распоряжение Исполкома Коммунистического Интернационала, в бесчисленных его комнатах и комнатушках, двери которых выходили в узкие коридоры четырех этажей, шла кипучая, напряженная работа — готовили очередной III Всемирный конгресс.
Пятницкий искренно обрадовался, нос к носу столкнувшись в полутемном коридоре третьего этажа с Еленой Дмитриевной Стасовой.
— А вы что тут делаете, товарищ Пятница? — спросила Абсолют, воинственно сверкнув стеклами пенсне.
Пятницкий развел руками.
— Организую… — сказал он с усмешкой, — организационный отдел.
— Вам не кажется, что вы очутились в Запорожской Сечи? — поинтересовалась Стасова. — Каждый курень объясняется на своем языке и пытается ввести свои порядки. Кстати, из немцев здесь Фриц Геккерт. На него можно положиться. Старый спартаковец, массовик и отличный организатор.
— С товарищем Геккертом я встречался в Германии. Но он профсоюзник. Проходит по ведомству Лозовского.
— А вы все же с ним поговорите. Он знает толк в организационной работе.
— Спасибо за совет, товарищ Стасова. Поговорю и с Геккертом. Ио я особенно рад, что буду работать с вами.
— Недолго, совсем недолго! Я уеду сразу же после конгресса.
Пятницкий нашел для себя какую-то комнату, попросил поставить туда стол и два стула. И уже на следующий день, придя в ИНКИ к десяти утра, ушел домой поздним вечером. Оп тщательно вникал в каждую мелочь, разбирался в той сложнейшей обстановке, которая создалась в международном коммунистическом движении после II конгресса. Ведь на нем были приняты известные 21 условия приема в Коминтерн, сконцентрировавшие в себе все идейные, тактические и организационные принципы пролетарской партии нового типа. Их Ленин противопоставлял старым социал-демократическим партиям, разъединенным оппортунизмом, привыкшим к практике сотрудничества с буржуазией.
21 условие стали лакмусовой бумажкой проверки подготовленности и доброй воли революционных организаций, вступающих на новую стезю бескомпромиссной классовой борьбы под знаменем III Интернационала. «Основными условиями принадлежности К Коммунистическому Интернационалу были: признание диктатуры пролетариата и последовательная систематическая борьба за нее; полный разрыв с реформистами и центристами и изгнание их из партий; сочетание легальных и нелегальных методов борьбы; систематическая работа в деревне, армии, в реформистских профсоюзах и буржуазных парламентах. Партии Коминтерна должны были называться коммунистическими и строиться по принципу демократического централизма. Все постановления конгрессов Коминтерна и его Исполнительного Комитета были обязательными для всех партий, входящих в Коммунистический Интернационал. Конгресс подчеркнул при этом, что Комиптерн и его Исполком «обязаны считаться со всем многообразием условий, при которых приходится бороться и действовать различным партиям и выносить общеобязательные решения лишь по таким вопросам, по которым такие решения возможны».
Много лет спустя (в 1933 году), уже будучи одним из руководителей Коминтерна, Осип Пятницкий написал большую вступительную статью к новому изданию документа Коминтерна «Условия приема в Коммунистический Интернационал». В этой статье он четко расшифровал сущность каждого из 21 условия и проанализировал многолетний исторический процесс формирования того принципиально нового в коммунистических партиях разных стран, что неизбежно вытекало из честного, а не формального приятия всех «условий». Пятницкий напоминал, что в «21 условии приема в Коммунистический Интернационал» Лениным и делегацией русских большевиков на II конгрессе Коминтерна был очень сжато сформулирован громадный и богатый опыт борьбы партии большевиков в трех революциях в России, уроки предательства социал-демократических партий всего мира, опыт борьбы революционных рабочих во главе со сложившимися тогда коммунистическими партиями в Западной Европе и в Америке.
В этой же статье Пятницкий, говоря о положении партий, твердо стоящих на платформе «21 условия», писал: «Буржуазия давно убедилась в том, что коммунисты защищают интересы рабочего класса и организуют это для борьбы с нею; поэтому она загоняет в подполье одну коммунистическую партию за другой. В настоящее время (конец 1933 года. — В. Д.) легальных коммунистических партий лишь 16 (не считая ВКП(б) и части Коммунистической партии Китая в советских районах Китая), полулегальных — 40. При более обостренной классовой борьбе буржуазия постарается все легальные и полулегальные коммунистические партии загнать в подполье».
Но сейчас, накануне III конгресса, Пятницкий еще только старался понять, что происходит в партиях, голосовавших за принятие «условий» и вошедших в Коммунистический Интернационал.