Пятницкий знал, что месяц назад Владимир Ильич один, со своим шофером Гилем, приезжал в Москву, побывал на территории сельскохозяйственной выставки, заходил в свой кремлевский кабинет и отобрал несколько книг из библиотеки. Ясно, что здоровье его шло на поправку. Наконец, позвонила Надежда Константиновна: «Приезжайте завтра в Горки. Владимир Ильич хочет вас видеть».
В машине, приехавшей за ним, сидел Иван Иванович Скворцов-Степанов и нервно пощипывал седеющую бородку. Он собирался рассказать Владимиру Ильичу о ходе выборов в Московский Совет.
Заехали за Анной Ильиничной и доктором Вейсбродом, после чего направились в Горки.
Осип не видел Ленина больше года и с непоборимым ужасом думал о том, что совсем уже скоро, через какой-нибудь час увидит постаревшего, изможденного тяжкой болезнью человека.
Анна Ильинична и Вейсброд тотчас же поднялись на второй этаж, где находились комнаты Ленина, а Осип со Скворцовым-Степановым остались внизу, по-видимому, в гостиной бывшего помещичьего дома.
Через несколько минут их пригласили наверх. В слабо освещенной комнате находились Анна и Мария Ульяновы. Из боковых дверей твердым шагом, опираясь левой рукой на палку, вошел Ленин и вслед за ним Надежда Константиновна. Владимир Ильич был в защитного цвета френче с расстегнутой у горла верхней пуговицей и в темных брюках. Зажав палку под мышкой, он протянул левую руку. Крепкие пальцы пожали руку Осипа. Ленин улыбался.
— Ты знаешь, Юлик, — с восторженным изумлением говорил поздним вечером Пятницкий жене, — увидев Ильича, я был поражен: я увидел прежнее лицо Ильича, его умные, прекрасные глаза. Выражение его глаз, улыбка, которая играла на его лице, были такие же, какие я видел десятки и сотни раз на протяжении двадцати лет, когда мне приходилось бывать у него.
Легким движением ладони Ленин предложил гостям сесть. Сел и сам в обыкновенное кресло, причем сделал это без видимого усилия. Поставил палку между коленями и вопрошающе взглянул на Пятницкого и Скворцова: мол, кто же из вас намерен говорить первым.
Первым, как было условлено, слово взял Иван Иванович. Он рассказывал о том, как идут выборы в Московский Совет, и о том, какие поправки к наказу МК вносились рабочими московских промышленных предприятий. Он коротко перечислил их: дать больше электричества на рабочие окраины и в слободки; продлить трамвайные пути; закрыть пивные и на их месте организовать нарпитовские столовые и т. д.
Выслушав Ивана Ивановича, Ленин, чуть повернувшись к Пятницкому, сидевшему у стола слева от него, сделал глазами знак, и Осип мог бы поклясться, что в это мгновение услышал привычное требовательное и полувопросительное: «Ну-с, товарищ Пятницкий?»
Безжалостно расправляясь со всем не самым существенным, тщательно отбирая нужные, наиболее выразительные слова, Пятницкий обрисовал положение в Исполкоме Коминтерна, чуть подробнее остановился на процессе Бордиги, сообщил о предстоящей выборной кампании в Англии и о решении компартии поддержать лейбористских кандидатов. Затем стал рассказывать о Германии, о колоссальной безработице, о росте влияния коммунистической партии на рабочие массы и распаде социал-демократии…
Ленин слушал с чрезвычайным вниманием. Вдруг он посмотрел на Надежду Константиновну, и та, мгновенно поняв, что интересует Ленина, спросила Осипа, как Исполком Коминтерна расценивает позицию Леви и так называемых «левых» социал-демократов, которые декларировали свою якобы самостоятельность и инакомыслие внутри германской социал-демократии.
Пятницкий сказал, что и Леви и «левые», сеющие иллюзии среди рабочих красивыми революционными фразами, ныне представляют еще худшую опасность для германской революции, нежели правые социал-демократы, уже раскрывшие свою реакционную сущность прямыми действиями в защиту буржуазного правопорядка.
Ленин кивнул головой и, сжав левую руку в кулак, пристукнул им по столу.
Крупская шепнула:
— Довольно. Он возбужден и устал.
Прощаясь с Лениным, Осип сказал:
— Наше большое хозяйство с нетерпением ждет своего хозяина, Владимир Ильич. Скорее поправляйтесь.
Слабая усмешка, чуть грустная, чуть ироническая, скользнула по губам Владимира Ильича.
…Пятница… Ты плачешь, Пятница!
Впервые после далеких детских лет он глухо рыдал, уткнувшись лицом в стол. Содрогались его широкие плечи, согбенная спина, вдруг показавшаяся Юлии спиной совсем старого человека.
Потом он встал и стиснутым кулаком попытался смахнуть слезы.
— Если будет еще сын, назовем Владимиром, — сказал он тонким срывающимся голосом. Разжал кулак и, дотронувшись концами пальцев до щеки Юлии, медленно, едва переставляя ноги, словно грузчик, принявший на спину немыслимую тяжесть, вышел из комнаты.
БЕЗ ЛЕНИНА — С ЛЕНИНЫМ
Сразу же после кончины Владимира Ильича Ленина перед Коминтерном и его руководящими и исполнительными органами возникло множество проблем и вопросов, требующих быстрого, четкого и прежде всего правильного решения.
Выражая чувства миллионов трудящихся всего мира, Исполком Коминтерна и Исполбюро Профинтерна опубликовали 23 января 1924 года «Воззвание» по поводу кончины гениального вождя революции. Оно заканчивалось словами: «Мы обращаемся к миллионам наших товарищей по борьбе во всем мире с призывом: «Следуйте заветам Ленина, которые продолжают жить в его партии и во всем, что создано трудом его жизни. Боритесь как Ленин и как Ленин вы победите».
Но, к сожалению, далеко не все, кто перед лицом невосполнимой потери голосовал за «Воззвание» и в красиво составленных пламенных речах клялся в своей верности ленинским заветам, проявляли эту верность в действии, в повседневной практической работе. И первым на этот нечестный извилистый путь вступил Лев Троцкий, еще осенью 1923 года навязавший РКП (б) и всему международному коммунистическому движению новую дискуссию по кардинальным вопросам партийного строительства, отравленное острие которой как раз и было обращено против дела Ленина, против его учения.
У Пятницкого были старые счеты с Троцким. И может быть, поэтому он особенно настороженно воспринимал наскоки Троцкого и небольшой группы его сторонников на Центральный Комитет партии и Исполком Коминтерна.
Став секретарем ИККИ, Пятницкий должен был научиться шире охватывать события, происходившие в международном рабочем движении и вообще в мире, глубже толковать их. Он отлично понимал сам, что богатого опыта работы в нелегальных условиях, великолепного знания «техники» и цепкой памяти на лица, имена и политические судьбы близких и далеких товарищей по борьбе было достаточно для того, чтобы возглавлять орготдел, но всего этого явно недоставало, чтобы быть одним из руководителей ИККИ. Кроме того, он полагал, что теперь, без Владимира Ильича, бесконечно увеличивается ответственность каждого большевика за дела всей партии, и он еще больше уплотнил и без того уплотненный рабочий день. Как правило, возвращаясь домой поздно вечером и наспех поужинав, Пятницкий садился за книги, которые не успел прочитать за свою беспокойную, сотканную из быстро бегущих дней жизнь. Спал совсем мало: три-четыре часа в сутки, а для семьи оставались уже не короткие часы, а только минуты.
— Так нельзя. Ты совсем не бережешь себя, Пятница, — тревожно говорила Юлия, наблюдая, как муж торопливо, несколькими большими глотками выпивал стакан крепкого, чуть теплого чая, тут же хватался за туго набитый, лоснящийся от времени портфель и, кивнув головой: «Ну, я отправился, Юлик», — выбегал из дому в ту самую секунду, когда к подъезду подкатывал его громоздкий, видавший виды автомобиль. И пока по-стариковски покашливающая и пофыркивающая машина, изредка подбадривающая себя не слишком мелодичным воплем клаксона, пробиралась через центр к Моховой, множество тревожных мыслей роились в голове секретаря Исполкома.