Были и другие проблемы, которые предстояло рассмотреть и решить. Поездка в Германию только подтвердила убеждение Пятницкого, что к опыту работы в нелегальных условиях, накопленному РКП (б), зарубежные партии относятся без должного внимания, даже с известной долей легкомыслия, и в результате получают тяжкие удары в незащищенную грудь. А ведь партий, действующих в условиях глубокого подполья, ныне огромное большинство. Только организационная их перестройка на основе производственных ячеек способна коренным образом изменить существующее положение вещей. Ну и, конечно, строгое соблюдение всех правил конспирации… Конгресс должен сказать свое веское слово!
17 июня 1924 года генеральный секретарь ИККИ Василь Коларов открыл V конгресс.
В своем коротком вступительном слове он сказал:
«От прошлого конгресса нас отделяет всего полтора года. Это очень короткий срок, но за этот короткий срок совершилась масса событий колоссальнейшего значения, произошли огромные перемены как в международных отношениях, так и в жизни и развитии отдельных наших партий… В этой борьбе бывали частичные поражения, бывали и значительные победы. Но и были огромные жертвы. И первое, о чем мы должны сказать, начиная конгресс, это о наших огромных потерях. И первое из первых слов должно быть об утрате величайшего вождя мировой революции — товарища] Ленина».
Пятьсот четыре делегата, представлявших сорок девять коммунистических и рабочих партий, одну народно-революционную партию и организации, направляемые Коминтерном, поднялись со своих мест, чтобы минутой глубокого горестного молчания почтить память того, кто был организатором этого всемирного братства революционеров-коммунистов и чей могучий светлый ум всегда находил выход из самых, казалось бы, неразрешимых трудностей, возникающих на пути международного коммунистического движения.
Борьба за сплочение рядов рабочего класса, задача большевизации, задача идейно-организационного укрепления коммунистических партий — вот, пожалуй, тот самый стержень, вокруг которого строился весь порядок дня конгресса. А задача эта могла быть решена лишь на основе дальнейшего развития теоретических, программных и тактических выводов марксизма-ленинизма.
По поводу оппозиции в РКП (б) конгресс продемонстрировал единодушие всех коммунистических партий и организаций, принимавших участие в его работе.
26 июня германская, французская, американская и английская делегации направили в президиум конгресса «Предложение по русскому вопросу». В нем говорилось: «Нижеподписавшиеся делегации говорят от имени тех партий, которые с самого начала следили с величайшим вниманием и серьезной тревогой за русской партдискуссией и единодушно высказались за ЦК РКП. Сделали они это потому, что в предложениях оппозиции они видели угрозу прочности пролетарской диктатуры и единству РКП… V конгресс Коминтерна должен подтвердить решение XIII съезда РКП и подчеркнуть, что взгляды оппозиции знаменуют мелкобуржуазный оппортунистический уклон. Мы здесь подчеркиваем, что русский вопрос не есть вопрос национальный, а имеет международное значение».
II конгресс в своем решении подтвердил резолюции XIII партийной конференции и XIII съезда РКП (б), безоговорочно осуждавшие платформу троцкистов.
Принятию такого решения предшествовало одно волнующее событие, оставившее глубокий след в сердцах делегатов конгресса.
18 июня все они собрались на Красной площади, возле Мавзолея Ленина, и возложили венок на гроб Владимира Ильича. Здесь же, на площади, Михаил Иванович Калинин выступил перед ними с докладом «Ленинизм и Коминтерн».
Михаил Иванович сказал: «Товарищи, я думаю, еще задолго до настоящего конгресса каждому из вас было ясно, что первое слово на конгрессе, без сомнения, будет сказано о товарище] Ленине. Это разумелось само собой. Вождь русской революции, вождь большевизма был в то же время и вождем Коммунистического Интернационала. И в этом не было никакой исторической случайности. То, что мы называем «ленинизмом», включает в себя самый последовательный, самый полный, самый действенный интернационализм».
И хотя V конгресс в своих решениях осудил и тенденции правых, и ошибки «ультралевых», так и не понявших исторического значения лозунга «к массам», Пятницкого, как и его товарищей по поездке на Франкфуртский съезд, тревожила позиция руководства КПГ, как бы игравшего двойную игру — на словах одно, а на деле другое.
Можно произносить самые высокие слова о преданности пролетарской революции, о верности ленинским идеям, об исторической роли первого в мире государства рабочих и крестьян и в то же время вести подрывную деятельность против ленинизма, против Коминтерна и даже… против Советского Союза.
Именно так и поступало сектантское руководство КПГ.
Репарационный план для Германии, принятый в 1924 году на Лондонской конференции представителей держав-победительниц, известный как «план Дауэса», временно смягчил наиболее острые противоречия Германии с державами-победительницами. В стране наметился некоторый экономический подъем, сокращение безработицы и повышение жизненного уровня отдельных слоев трудящихся. Это помогло правым социал-демократам увлечь массовые реформистские рабочие организации на путь сотрудничества с буржуазией.
В этой новой для Германии обстановке «ультралевое» руководство КПГ проявляло растерянность, шарахалось из стороны в сторону и пыталось валить все неудачи с больной головы на здоровую, то есть на Коминтерн и Российскую Коммунистическую партию. Оно стало усиленно распространять слухи, что поворот тактической линии КПГ, на котором настаивает Коминтерн, есть следствие затруднительного международного положения Советского Союза. По Кацу, Шолему и К0 выходило, что Советское правительство уступает буржуазному нажиму в вопросе Коминтерна и «новая тактика» не более чем жертва, принесенная немецкими коммунистами в интересах самосохранения СССР.
Критикуя позицию Каца, Д. З. Мануильский остроумно заметил: «Но уже появление в наших собственных рядах такого рода оценок роли Коминтерна как товара, который можно заложить в ломбарде на черный день, весьма симптоматично».
«Ультралевые» обвиняли РКП и в капитуляции перед «крестьянской стихией» (замена продразверстки продналогом) и утверждали, что наметившееся сближение между английским профессиональным движением и советскими профессиональными союзами продиктовано интересами Советского правительства, пытающегося упрочить свои позиции в Англии.
Все эти чудовищные обвинения несколько позже нашли, как мы знаем, питательную среду в троцкистско-зиновьевском блоке, чьи установки с пеной у рта защищали «ультралевые» из КПГ, тогда уже отстраненные от руководства и потерявшие влияние в массах.
Но на X съезде Компартии Германии, состоявшемся 12–17 июля 1925 года в Берлине, группка Рут Фишер была еще в руководстве и, естественно, встретила в штыки выступление представителя ИККИ Мануильского, заявившего в своей речи: «Этот год оставляет вашей партии, несмотря на достигнутые положительные успехи, не изжитое еще вполне тяжелое наследство капедистских настроений. Основная задача момента — очистить партию железом, если нужно, от этих настроений. А это значит, что борьба с «ультралевым» уклоном должна быть серьезной, глубокой, подобно той, которую русская партия когда-то вела против своих «левых» ребячеств после поражения революции 1905–1906 годов. Это — борьба, а не маленький эпизод, который через день-другой после партейтага закончится круговой амнистией напроказивших товарищей. Это не пустяковое расхождение, которое забудется быстро и легко. Этот уклон принес партии неисчислимый теоретический и практический вред».
Но только на I общепартийной конференции в Берлине — 30 октября 1925 года — удалось произвести радикальную операцию и удалить с тела партии опасную опухоль. «Ультралевые» были отстранены от руководства, и конференция избрала новый состав Центрального Комитета во главе с Тельманом, Пиком, Ульбрихтом, Геккером, Флориным и другими товарищами, верными идеям Ленина и подлинного пролетарского интернационализма.