Что оставалось делать? Иосиф перешел в наступление.
— Вот что, господин чиновник, — сказал он резко. — Если вы меня немедленно не пропустите, то отвечать за причиненный мне убыток придется вам. Ведь эти газеты должны уже рано утром поступить в Ковно для продажи в киосках. И вам это обойдется в копеечку. Ну, а за причиненное беспокойство извольте получить. — И он сунул в ладонь чиновника маленькую тяжелую монетку — заветный золотой. Таможенник не стал пробовать монетку на зуб. По весу, по особо гладкой поверхности кружочка уже знал, что это не двугривенный.
— Проходите, сударь. Но только брошюрку эту и экземплярчик газеты прошу мне оставить!
— Газета обыкновенная, вы ее завтра в местном киоске купите. А брошюру, что ж, возьмите.
Чиновник, кряхтя, поднял тяжелую корзину и взвалил ее на худые плечи Иосифа.
Иосиф шел по мосту, пошатываясь. Груз почти превышал его собственный вес. На набережной упал, ушибся. Уже рассветало. Вновь взвалить корзину на спину он не смог. Стал перекатывать ее с боку на бок, двигаясь вперед со скоростью черепахи. Но когда, совершенно обессилев, рухнул на мостовую, из-под подкладки пиджака выкатилась, звякая по камням, какая-то монета. Оказалось, пятиалтынный. Как раз на извозчика! Дождался, сидя на корзине, первого извозчика, взгромоздил на пролетку корзину и, тщательно осмотревшись по сторонам, отправился на условленную квартиру. Там Иосифа ждал товарищ, уехавший в карете. Оба были так возбуждены, что, как Ни устали, заснуть не смогли. И вдруг — стук в дверь, громкий, настойчивый. Выследили. Провал. Арест. Куда Ясе деть литературу? В дверь стучали без перерыва. Послышались шаги разбуженного хозяина.
Оказалось, пришли поденщики убирать квартиру перед праздником. Пронесло! Иосиф стиснул товарища в объятиях. Теперь-то, пожалуй, можно и поспать два-три часа.
Оставаться в Ковно Иосиф не хотел. Черт знает что взбредет в голову таможеннику, когда он прочтет название взятой им брошюры. Доложит по начальству, а начальство — в полицию. И опять карета, и опять корзина в ногах. Путь в родной Вилькомир. Там, взяв в долг рублевку, расплатился с владельцем кареты и, передохнув денек, отправился в Вильно, на этот раз без всяких приключений, откуда первая партия «Искры» и литература разослана была по всей России.
На какие средства он в это время жил? Трудно представить, поскольку знаешь, что Иосиф почти всегда находился в пути. Видимо, из заработанных грошей, урезывая себя абсолютно во всем, скапливал несколько рублей и существовал, или, вернее, голодал на них, в дни, когда выполнял тайные поручения.
Так случилось и на этот раз. Едва поступив на работу в Вильно, Иосиф получил новое задание: поехать вместе с Ежовым в Ковно и подготовить там квартиру для приема большого транспорта литературы. И отправиться на границу. Приехал в Ковно, подготовил квартиру. Наконец и крестьянские сани. «Ну, пора отправляться, — сказал Ежов. — Буду ждать тебя в гостинице».
На дворе стоял вьюжный, холодный декабрь. Закутанный во что только возможно, Иосиф лежал в розвальнях под соломой. Ехали несколько дней — монотонно скрипели полозья, выл и свистел белый, мохнатый ветер. На ночевки останавливались в деревнях, в душных, пропахших навозом избах. Наступила наконец последняя ночь пути. Иосиф заночевал в местечке у самой немецко-русской границы — Юрбурге. На рассвете погрузили тюки с литературой и тронулись в обратный путь… Казалось, все в порядке. Вот и Ковно. Перенесли литературу в приготовленную квартиру, и Иосиф побежал в гостиницу, где жил Ежов, сообщить о прибытии и взять деньги для расплаты с крестьянами. Но едва лишь подошел к гостинице, как был остановлен сдавленным криком поджидавшего его возле дверей знакомого полового. Отведя Иосифа в сторону, тот шепнул, что Ежов арестован, а в его номере — полицейская засада. На этот раз обошлось. Но Иосиф не имел ни малейшего представления о размерах провала. Не знал, что, кроме Ежова, арестован и Сольц, и еще кое-кто из искровцев. Не было денег. Не было связей. Предстояло самому принять решение и самому же его выполнить. Иосиф твердо знал одно: литература должна попасть туда, куда она предназначена. Он взял взаймы денег и расплатился с‘ крестьянами. Потом нашел двух верных людей, своих земляков, и поручил им перевезти тюки с литературой в село Яново, а оттуда в Вилькомир, на квартиру его родителей.
Сам Иосиф остался на несколько дней в Ковно, чтобы попытаться скрепить цепочку связи, порванную арестом Ежова.
Казалось, что все продумано и предусмотрено. Все, за исключением… колокольчика.
Произошло вот что: выехав в воскресенье поутру в Вилькомир, земляки Иосифа нарвались на исправника, выходившего из церкви. Им и невдомек было, что большой колокольчик, позванивавший всю дорогу, следовало подвязать. Не знали они, что его высокоблагородие господин исправник строжайше изволили приказать: с колокольчиком по Вилькомиру могут ездить только пожарные и он сам.
— Эй, остановись! Па-ачему с колокольчиком? Кто такие? Что за кладь?
Один из них пустился в объяснения, стал заговаривать исправнику зубы, а другой, схватив первый попавшийся тюк, давай бог ноги…
Невразумительные объяснения задержанного вызвали подозрения у начальства. Его вместе с извозчиком и оставшейся кладью отправили в полицейский участок. Вскрыли один тюк — «Искра»… А-а-а! Крамола! Революция! Откуда? Куда?
В это время в участок пришел Рогут и попытался подкупить городового. Но был тут же задержан. Его били шомполами, пинали сапогами, голым выводили на мороз. Затем полуживого отправили в Ковно. Но он и там молчал, а через месяц, согласно полицейской версии, повесился у себя в камере.
Вот и наступил час первого страшного экзамена для Иосифа. На крепость его духа. Узнав в Ковно об аресте Рогута и о жестоких пытках, которым подвергли его полицейские, Иосиф был потрясен. «Ведь это я послал его в Вилькомир. Послал, выходит, на мучения и гибель. Я должен был доставить литературу, и, значит, не ему, а мне предназначался удар. А раз так, то иди в полицию и возьми вину на себя. Не сделаешь этого — и всю жизнь останешься для себя самого трусом. Ну иди же, иди!»
Так приказывала ему совесть. Но разум восставал: «Тебя возьмут, а его не выпустят. Неужели ты веришь в благородство жандармов? Тебя возьмут. Кому же на пользу пойдет твое признание?..»
Он решил посоветоваться с товарищами. Встретился с пепеэсовцами. Они очень красиво говорили о духовной чистоте, честности и товарищеском долге. Иди и прими вину на себя!
Он скрипнул зубами, стиснул кулаки. Нет, не возьмут его так просто. Буду работать! А за Рогута, за него отдам жизнь, да только не полиции, а революции.
Но уже и к Иосифу подбиралась опасность. Он приехал в Вилькомир, чтобы выяснить подробности ареста Рогута. Привез оставшийся тюк литературы. Почва в родном городке оказалась взрыхленной, ведь там впервые совершился политический арест, причем жертвой его стал знакомый всем и каждому свой вилькомирский парень.
Прежде всего Иосиф решил выпустить листовку. Не так-то просто оказалось осуществить это намерение. В Вилькомире нельзя было достать ни химических составов для гектографа, ни нужных особых чернил. Пришлось на помощь вызвать из Ковно пепеэсовку Блюму. Иосиф вместе с несколькими товарищами засел за составление текста. И вот на окнах домов, у входов в синагогу, на кирпичной стене, оберегающей благолепие и покой костела, на базарных постройках и даже на двери полицейского участка появилась листовка, не только рассказывающая об аресте и издевательствах, которым подвергнут был Ро-гут, но и объясняющая первопричину случившегося: самовластие царизма и бесправную горькую судьбу рабочих и крестьян.
Кажется, это была первая в Вилькомире листовка. Она потрясла маленький городок. Бесхитростным глаголом своим она жгла сердца людей. Судьба литейщика Рогута могла ведь стать судьбой и любого другого рабочего Вилькомира.
Оставаться в родном городе Иосиф не мог. Стало известно, что полиция и местные жандармы проявляют повышенный интерес к его особе. Он не ночевал дома и только поэтому избежал ареста — домой приходили околоточный и жандарм. И он уехал в Вильно, даже не попрощавшись с матерью. Но и в этом относительно большом городе не чувствовал себя в безопасности. Заметил за собой слежку. Имея некоторый опыт заметать следы и «обрубать хвосты», он на какое-то время освободился от слежки. Но, понимая, что уже стал опасным для товарищей и, следовательно, бесполезным для дела, потребовал от товарищей, с которыми познакомился через Сергея Цедербаума, чтобы прислали, и как можно скорее, заместителя, ему он должен передать свои связи.