- Фрада? - изумился Спаргапа. - Он умный. На советах складно говорит, всегда со всеми согласен. Всею душою за старших.
- Эх, Спар! Не верь тому, кто всегда, во всем и со всеми согласен. Такой человек - себе на уме. Честный не может превозносить что попало. Светлое он светлым назовет, темное - темным. И это - по-человечески.
Что толку кичиться вместительностью котла, если у него в боку - дыра? Залатай дыру - тогда и хвастайся. Тот, кто и худое именует добрым, тот лукав и низок. Он презренный обманщик. И - опасный. В угоду хозяину он расхвалит и хворого коня. Поверишь лжецу, сядешь на полудохлое животное, отправишься в путь - и сгинешь в песках. Как ни расписывай больную лошадь, ей все равно околеть... Такой человек способен продать и предать. И такой человек - Фрада.
- Почему же его не накажут?
- Не раз укорял наглеца Белый отец. Да проку-то что? Фрада - крупный родовой вождь, он сам себе хозяин. Хочет - живет с нами, не захочет уйдет.
- Ну и прогнали бы.
- Стоит одной овце заболеть чесоткой - и сто других овец отары покроются язвами. Немало старейшин тянется за Фрадой, защищает отца твоей Райады.
- Но при чем, при чем тут Райада?
- Тень прямого дерева - пряма, тень кривого дерева крива. От козы козленок, от овцы - овца. От плохой горы - плохие камни, дочь пошла в отца. Правда, она не хитра, а глупа. Что прикажет родитель, то и делает, а что делает - не понимает сама. Но это - пока. Придет время - поймет, тоже начнет хитрить. Злостно хитрить. Уже и сейчас... Погляди на других девушек - они выбирают себе женихов не среди сыновей старейшин, а среди тех, кто прост и отважен, не словами - делами важен. Кто трудолюбив и честен. Райада же... Она ничего не просила взамен своей любви?
Мать в упор глядела на сына.
"Ну и выйду за тебя, если..."
Юный сак прищурился, крепко сжал зубы, с шипением втянул воздух, выпятил полусомкнутые губы. Точно ушибся о камень.
- К тому же она старше тебя на четыре года и уже знала мужчин, добила Спаргапу мать.
- Да?! Оказывается, я совсем еще глупый. Дурак я совсем. - Он подобрал войлочный колпак, нахлобучил до самых бровей. - И вправду, какой я мужчина? Ничего не понимаю. Не знаю, что творится на свете.
- Не горюй, узнаешь, - с горькой усмешкой утешила сына Томруз.
- Как же быть с Райадой? - Он умоляюще посмотрел матери в глаза. Она у меня вот здесь.
Спаргапа приложил руку к груди.
- Выдерни стрелу и пользуй рану целебной мазью мужества и терпенья.
- Ладно! - Спаргапа скрипнул зубами. - Теперь я и смотреть не хочу на Райаду.
"Не надолго хватит твоей бронзовой твердости, горячая душа, сокрушенно подумала Томруз. - Увидишь свою трясогузку - все мои наставления вылетят из головы. Истину говорят: сердце вожделеющего - без глаз. Чую - распустится юнец. Отец умел его стреноживать, а я - нет, не сумею. Слаба. Люблю дурачка..."
Черной тучей вырастали конные отряды в красной пустыне.
Черной волной перехлестывали через гребни дюн.
Черными потоками, извивающимися в лощинах, устремлялись со всех сторон к озеру, у которого разместился главный стан саков аранхских.
Саки без шума разбивали шатры и шли поклониться праху вождя.
У озера, плотно охватив его десятками рядов полосатых, белых, черных и серых палаток, на дюнах и в пойме возник за три дня войлочный город. Тут собрались тысячи саков - мужчин, женщин, детей.
И все ж то была лишь малая часть сакского народа. Бесконечное множество племен кочевало, подобно тысячным стаям рыб в море, или громадным косякам птиц в небе, по Туранской равнине, в сухих степях за рекою Яксарт и в каменистых долинах Памира.
Белый отец говорил:
"У нас, в Туране, три корня сакских племен. Мы, хаумаварка, живем по Аранхе [Аранха - река Аму-Дарья]. Так? Тиграхауда - по Яксарту. У моря Вурукарта [Аральское море] - заречные. Каждый корень на четыре племени делится. Племя на два братства дробится. Братство - на четыре рода, род на четыре колена, колено - на четыре семейства разбито.
А ну, подсчитайте. В колене - один прадед, четыре деда, шестнадцать отцов, шестьдесят четыре сына, двести пятьдесят шесть маленьких внуков. Взрослых женатых мужчин - восемьдесят пять; прибавьте восемьдесят пять женщин. Будет четыреста двадцать шесть.
Четыре колена в роду - тысяча семьсот четыре человека.
Четыре рода в братстве - шесть тысяч восемьсот шестнадцать.
Два братства в племени - тринадцать тысяч шестьсот тридцать два.
Четыре племени в корне - пятьдесят четыре тысячи пятьсот двадцать восемь.
Три корня в союзе туранских саков - сто шестьдесят три тысячи пятьсот восемьдесят четыре человека!
Причем, я считаю, округленно, как раньше считали. Нынче в иных племенах по двадцать родов, по тридцать - люди расплодились. А те, что обитают в горах и северных степях? А геты и дахи, приставшие к нам? Велик сакский народ".
Бактры и сугды, соседи кочевников, рассказывали:
- Каждое племя у саков живет обособленной жизнью. Управляется оно Советом предводителей братств, родов и колен. Только если грянет война или другое бедствие их постигнет, объединяются наездники под главенством одного, самого старшего племени. Того, из которого, как ветви от ствола, отросли все остальные племена.
Вождем такого древнего племени, первого союзе хаумаварка и был Белый отец.
На краю пустыни, недалеко от кургана, на котором любил сидеть старый вождь, саки вырыли глубокую яму.
Белого отца уложили на шкуру матерой, им же сраженной самки леопарда - хищницы, прозванной Пятнистой смертью. Оба, человек и зверь, пали в жестоком поединке: охотник отточенной бронзой взрезал разбойнице горло она, издыхая, вырвала сердце охотника.
По правую руку вождя положили копье и длинный кинжал - акинак, по левую - щит, лук и колчан, набитый стрелами. Путь в царство теней опасен и труден, старику понадобится оружие.
И еще положили в яму, зарезав, трех любимых коней предводителя - не идти же ему пешком в такую даль.