Меня беспокоил Дьюме, и я поехала к Скале Леопарда, чтобы вызвать по радио доктора Харторна. Но он уже уехал в новогодний отпуск и мне пришлось поговорить с другим ветеринаром, который посоветовал прибавлять в еду Дьюме распаренную костяную муку и от матери его не забирать. Он считал, что Дьюме растянул сухожилие и недели через две-три будет здоров. На следующий день, к моей радости, Дьюме как будто чувствовал себя лучше, но ни на шаг не отходил от матери и бродил за ней как привязанный. Она даже отвесила ему оплеуху, и это меня подбодрило: она не обращалась бы с ним так, если бы он был серьезно болен.
Вернувшись в лагерь, я нашла там Джорджа. Он был в глубоком отчаянии — дикий лев убил Сэма. Я понимала, что творится с Джорджем. Мы оба любили этого славного львенка — он был весьма незаурядной личностью. Нам было очень тяжело, что он погиб так нелепо и, так же как Тага, в канун рождества. К счастью, 24 декабря Дьюме стало легче, он даже немного поиграл с сестрами; Уайти все время была рядом с ним. Надеясь, что он скоро совсем поправится, я вернулась домой и занялась рождественским обедом. Я ждала Джорджа с братом и Кена Смита, который, как помнят те, кто читал «Рожденную свободной», дважды сыграл существенную роль в жизни Эльсы. С ними приехал молодой Аран, и мы провели этот вечер как нельзя лучше.
13. Смерть маленького Дюмье
В день рождества у Дьюме отнялась задняя лапа. Меня мучил страх за него, и я хотела взять его в лагерь, но нужен был ветеринар, чтобы дать ему снотворное, иначе все попытки изловить его принесли бы больше вреда, чем пользы. Как и следовало ожидать, все учреждения по случаю рождества были закрыты и любая связь, даже по радио, была практически прервана. Пока я добивалась, чтобы к нам вылетел ветеринар — а на это ушло три дня, — Гаиту с рассвета до заката не отходил от гепардов, охраняя их от хищников и следя за переходами, которые Пиппа свела к минимуму. Дьюме день ото дня становилось хуже. Теперь он мог легко попасться в зубы любому льву. Я больше не решалась оставлять его на ночь в зарослях и попросила Джорджа помочь мне поймать его. Но, чтобы не встревожить гепардов, как в прошлый раз, Джордж не стал подходить и наблюдал за ними в бинокль. Я протянула малышу кусок мяса, но, несмотря на все мои старания вести себя как можно непринужденнее, он все же что-то заподозрил и заковылял прочь на двух здоровых лапах, да так торопливо, что у меня не хватило духу преследовать его — это было бы жестоко. Я решила пойти на риск и переждать еще одну ночь, последнюю ночь в зарослях — утром должен был прилететь доктор.
Наутро мы едва отыскали семейство — несомненно, они стали осторожнее после нашей попытки изловить Дьюме. Я приготовила совсем немного мяса, чтобы спрятанное в нем снотворное подействовало скорее. Но Дьюме не давал себя одурачить и изо всех сил ковылял в сторону, как только я подходила. Пиппа тоже забеспокоилась и увела детей. Около полудня я встретила ветеринара в Кенмере и сразу же привезла его к гепардам. Не успели мы показаться, как Дьюме пустился наутек, а за ним — Уайти, и оба исчезли из виду. Меня очень беспокоило, что бедняга Дьюме вчера поел совсем немного, а сегодня у него ни кусочка во рту не было. Но нельзя было пугать его еще больше, и мы решили сначала добиться доверия Пиппы. Мы осторожно подошли поближе, присели в двух ярдах от нее и заговорили с ней очень спокойно, так что она немного спустя разрешила ветеринару погладить себя и даже слегка прикусила его руку. Мы не ожидали такого успеха: теперь, когда нам была обеспечена ее дружба, мы ушли домой. Утром к нам на помощь приехал Джордж, и, захватив в Кенмере козу, мы проехали примерно полдороги до логова гепардов. Там я попросила Джорджа и ветеринара подождать, пока я не сообщу им, как обстоят дела. Мы с Гаиту пошли вперед, нагруженные козьей тушей, и едва не налетели на спящего носорога — его невозможно было отличить от термитника, пока он не зашевелился. Два часа мы бродили, таща на себе тяжеленную тушу, пока не отыскали гепардов и не избавились от нее. Все семейство набросилось на мясо, но маленький Дьюме где-то скрывался. Неужели он опять испугался? Я послала Гаиту за ветеринаром — тот должен был подойти на пятьсот ярдов и спрятаться, чтобы гепарды его не видели. Ему пришлось просидеть там два часа — как раз столько, сколько понадобилось, чтобы Дьюме отважился подойти ко мне. Он был очень голоден — два дня без еды! — и все же отшатывался, как только я протягивала ему миску с молоком, в котором было подмешано снотворное. Чтобы завоевать его доверие, пришлось дать ему небольшой кусочек печенки с таблетками поливитаминов. Но мне понадобилось величайшее терпение, чтобы скормить ему снотворное: я проливала молоко прямо ему на лапы, а он слизывал его — да так и принял всю порцию.
Потом я отошла к ветеринару, и мы стали ждать, пока Дьюме хотя бы задремлет. У кошек вообще неожиданные реакции на все лекарства, и ветеринар рассчитал дозу снотворного на минимальный вес в 10 фунтов, чтобы в случае необходимости увеличить ее. Этого явно оказалось недостаточно: через два часа я застала Дьюме вполне бодрым; единственным признаком действия ларгактила было то, что мигательная перепонка (третье веко) слегка прикрывала глаза. Козу доели, и Пиппа, спрятав остатки, перешла с молодыми в кусты ярдов на сто дальше. Мы с ветеринаром завтракали тут же, на траве, чтобы дождаться действия снотворного, но маленький Дьюме засыпать не собирался. Мы не видели никакой возможности увеличить дозу, поэтому решили поймать его и впрыснуть быстродействующее снотворное. Мы стали подходить ближе. Увидев ветеринара, все самки удрали в кусты, ярдов за сто, а я погналась за Дьюме. Он отчаянно ковылял, словно спасая свою жизнь, и так быстро, что мне было нелегко нагнать его. Только когда он, видимо прибегая к последнему средству спасения, попытался вскарабкаться на дерево, я стащила его вниз. Совершенно обессиленный, он лежал без движения, только сердце отчаянно билось. Пиппа, бежавшая за ним рядом с нами, теперь села в трех футах от нас и смотрела, как я глажу маленького Дьюме, чтобы хоть немного успокоить его. Она не мешала нам — даже когда подошел ветеринар и, впрыснув быстродействующее снотворное, стал вместе со мной осматривать лапы малыша. К, сожалению, он не мог установить степень повреждения и заявил, что Дьюме необходимо сделать рентген в Найроби. Он советовал поторопиться, воспользовавшись полубессознательным состоянием Дьюме, и ехать прямо на аэродром к Скале Леопарда, откуда директор доставит их обоих в Найроби. Я послала Гаиту за Джорджем, чтобы он подбросил нас на своей машине.
Пока мы ждали машину, маленький Дьюме лежал у меня на коленях. Эта поездка в Найроби приводила меня в ужас, потому что там он будет оторван от всего, что ему привычно и дорого; но ведь иного выхода не было, надо было думать только о его спасении. Пиппа уже отошла к оставшимся малышам, и все они напряженно следили, как мы забирали Дьюме. До Скалы Леопарда мы ехали минут пятнадцать; бедный Дьюме все время рычал каким-то странным голосом: наверное, ему не нравилось ехать на машине — он впервые в жизни знакомился с этим способом передвижения. В Скале Леопарда мы взвесили его, и ветеринар ввел ему очередную дозу ларгактила уже в расчете на истинный вес гепарда — 18 фунтов. Лететь вместе с Дьюме я никак не могла: во-первых, самолет был двухместный, а во-вторых, нужно было остаться с Пиппой, чтобы помочь ей преодолеть беспокойство и сохранить ее доверие. Поэтому я договорилась с доктором, что он будет ежедневно связываться с нами по радио, а он заверил меня, что я напрасно беспокоюсь, что они сами с женой будут ухаживать за Дьюме, держать его дома и следить, чтобы он не слишком нервничал. Я понимала, что отдаю Дьюме в хорошие руки, но как знать: что если я вижу его в последний раз?.. Нелегко было у меня на сердце, когда я проводила глазами взлетающий самолет.