Я подумал, что произойдет, если на одном экзамене будут выявлены три гения. Но отвечать надо. Выбора у меня не было.
Остальное произошло быстро. Ван надел на меня «антицереброскоп», и я вернулся в лабораторию. Но я слишком волновался. Чувствовал, что ноги у меня словно сделаны из ваты. Мысленно я без конца повторял: «Второе гнездо третий ряд, третье гнездо пятый ряд». Будто сквозь туман видел, как сдавал Аль, слышал, как Пат продолжал восхищаться гениальностью Вана. Наконец пришла моя очередь. Я быстро вскочил в кабину, захлопнул дверь, вынул из кармана провода и вдруг понял: не могу вспомнить номера гнезд. Мне стало жарко. Через минуту прозвучит первый вопрос. Нет, не могу вспомнить! Кажется, второе гнездо третий ряд и третье гнездо четвертый ряд. Пожалуй, так. Все равно ничего другого не придумать. Я как можно скорее воткнул штекеры в гнезда, распрямился в кресле и, втянув в себя живительный воздух, с облегчением вздохнул. Теперь ответ придет сам, только нужно ни о чем не думать.
Пат монотонно повторял свои формулы. Я даже не слушал. Для меня экзамен был уже позади.
Впереди два месяца каникул, вода, паруса… Я представил себе ласточек, которые носятся над водой, почти касаясь ее поверхности…
Неожиданно я заметил, что уже горит красная лампочка ответа. Пожалуй, все в порядке. Автомат трещал переключателями. Потом все стихло. Сквозь окошко я увидел, как мои товарищи покатываются со смеху. Что-то случилось. Я выскочил из кабины.
— То, что ласточки — позвоночные, и то, как они вьют гнезда, пожалуй, еще не семантика, — рассуждал Макс.
Один Пат не смеялся. Молчал, красный от гнева.
— Может, автомат испортился, — неуверенно предположил я.
— Это гений Вана вывел цереброскоп из строя, — подсказал кто-то со стороны.
— Наверно, перегрузил, — добавил другой голос.
— Мы не станем сдавать испорченному автомату!
— И вообще неизвестно, правильно ли он работал с самого начала… Бен все прекрасно знал — и провалился, — поднялась волна протестов.
Пат стоял бледный. Все взгляды устремились на него.
Наконец он сказал:
— Прошу меня извинить. Конечно, все оценки будут аннулированы. Нельзя судить о знаниях студентов на основании показаний столь скверно работающего прибора, — Пат говорил тихо, бесстрастно. От его былой энергии не осталось и следа. Одиноко стоя у стены, он пропускал студентов, со смехом покидавших зал.
— Ах ты, гений-кретин! — приветствовал меня Ван. — Знаешь, что ты наделал? Ты подключился непосредственно к диспозитору цереброскопа и направлял его собственными мыслями. Он выбирал информацию по вопросам, о которых ты думал, а остальное шло, как мы предвидели. Скажи честно — ты думал о ласточках?
— Да.
— Тогда все ясно. Ну, сдается мне, после такого провала Пат не возобновит своих опытов! — Ван захохотал. — Впрочем, поживем — увидим.
Эта история осталась нашей тайной. С тех пор прошло уже несколько лет, и теперь мы кончаем институт. На Вана по-прежнему смотрят подозрительно и показывают его первокурсникам:
— Это тот, который думал быстрее, чем цереброскоп…
Пат в последние годы принимает экзамены так же, как все остальные, но недавно я слышал, что он собирается привезти с системы Сириуса новую, усовершенствованную модель цереброскопа. Нам это уже не грозит. Пусть волнуются следующие поколения студентов.
СТОЯЩИЙ НА ГРАНИ ДВУХ ВРЕМЕН
Уже сотни лет экзамены сдают в мае. Правда, придумано не ахти как удачно, зато освящено традицией. Разумеется, на Марсе это не имеет значения, но на северном полушарии Земли, пожалуй, следовало бы внести кое-какие изменения.
Академия космонавтики, в стенах которой, по выражению Цифирки, «люди превращаются в космонавтов», расположена в центре Европы, и поэтому зубрить мне приходится как раз тогда, когда цветут каштаны, когда первые порывы теплого, уже летнего воздуха пригибают к воде камыш на берегу озера, а климатологи организуют теплые лунные ночи.
Я живу в высотном здании неподалеку от старой академии и часто смотрю на ее тяжелые серые стены, придавленные тяготением, которого не могли победить древние строители. Сейчас там музей роботов: под низкими сводами залов выстроились ряды автоматов, которые когда-то для чего-то были нужны. Я люблю эту тишину, полумрак застекленных прямоугольников, именуемых окнами, и едва ощутимый запах материалов, из которых некогда делали автоматы, — аромат прошлого.
Я был там недавно, несколько дней назад, с Таффом, Лили и Бортом. Мы встретились у входа в экзаменационный зал. Я искал Ворта и пришел как раз в тот момент, когда автомат вконец охрипшим голосом вызывал Таффа. На минуту шум утих, и я услышал голос Ворта:
— Сат! Куда ты летишь, протонище?! Мы здесь…
Они с Лили стояли у колонны информатора.
— Подойди-ка на минутку, Сат. Расскажи, как ты сдал… Лили крепко схватила меня за рукав.
Тогда я вспомнил, что вчера сдавал экзамен, а они еще ничего не знают.
— Провалился, — сказал я.
— Как так?
— Очень просто. Спросили о древней гипотезе, касающейся Красного Пятна Юпитера. Гипотеза какого-то Вильдта или как там… Никогда не мог запомнить замысловатых научных предположений, с которыми выступали наши уважаемые прадеды…
— Ну и что? — Лили все еще держалась за мой рукав.
— Известно что. «Подучите, дорогой коллега», — просипел Цифирка, как обычно говорят разлаженные автоматы, и открыл выходное поле.
— У Цифирки вечно такие штучки, — авторитетно заметил Ворт. — «Прошу вас, коллега», «благодарю вас, коллега», а пила — каких мало. Не расстраивайся, Сат…
— Неловко все-таки…
— А что ему расстраиваться, — пожала плечами Лили. — Может еще раз пойти сдать тому же Цифирке. А у меня вот осталась только полуавтоматная…
— Не горюй. Тафф говорит, что нет ничего лучше автоматов… — попытался я успокоить ее.
— Так то Тафф. У него есть подход к автоматам. Он, кажется, когда-то изучал психологию гомоидальных автоматов.
— Брехня, — заметил Ворт. — Его выгнали с того факультета, и он попал к нам…
— Но он на этом собаку съел. А в Музее древней роботики почти все автоматы — его старые знакомые.
— С некоторыми я даже на ты, — сказал Тафф, подойдя ко мне и хлопнув меня по плечу.
— Ну, как, Тафф, сдал?
— Мгм… Цифирка расспрашивал о бдящих и крякающих роботах. Я лично знаком с несколькими, так что в общем сами понимаете…
— Так ты вместо системы Юпитера сдавал роботику? — недоверчиво взглянула на него Лили.
— Ничего подобного. Цифирка спросил меня, кто спас поселок Саган, когда битоптеры открыли люк входного шлюза. Помнишь случай на спутнике Юпитера, Европе, семьдесят или восемьдесят лет назад?
— Ты даже не знаешь точной даты и все-таки сдал?
— Мы как-то не говорили о датах. Я рассказал Цифирке, как бдящий робот учуял битоптеров и героически, рискуя раствориться, дал импульс крякающим роботам. Те начали с акустических частот, но потом перешли к ультразвукам, и когда прибежали космонавты, от битоптеров осталось одно воспоминание.
— Воспоминание? — деловито спросил Ворт.
— Я не знаю точно, но Цифирка тоже не знал, поэтому он лишь кивнул, и я сдал…
— Везет же человеку!
— Это не везение, а всестороннее знание предмета и… знакомства среди роботов из Музея древностей…
— При чем здесь знакомства? — спросил я, потому что не мог уловить связи между музеем и экзаменом.
— Что за вопрос! Там есть один старый автомат-сказочник. Когда-то, он рассказывал мне подобную историю, происшедшую в земном городе Риме, о крякающих автоматах с каким-то странным названием.
Ворт немного подумал, потом сказал:
— Я думал, ты говоришь серьезно. Поселок Саган был спасен бдящим автоматом. Крякающих там вообще не было…
— Но ведь могли быть… — не растерялся Тафф. — Впрочем, стоит ли спорить о мелочах?
— Знаешь, Тафф, я бы не прочь сходить в твой музей, — неожиданно предложила Лили.