Насколько я мог понять, император склонен был самого себя считать выше всех богов и равным только создателю и властелину вселенной. Такого же мнения придерживались о его особе и придворные, и знать, посещавшая дворец: они нередко называли императора Спасителем, как мы называем Иисуса Христа.
Один престарелый герцог, от которого я первый раз услышал этот титул, с необычной при дворе искренностью и волнением сказал мне:
— Я старый человек, много помню и скажу: если бы не император, не знаю, где бы мы теперь были.
И, сделав весьма красноречивый жест вокруг шеи, добавил:
— Он спас мир, раздавив главу Змия. Он одолел Диавола, и тот лижет теперь его ноги.
О каком дьяволе шла речь, я не понял, но если уж идти на догадки, то самой достоверной была бы та, что Дьявол после победы над ним воплотился во всех этих герцогов, графов, лордов, банкиров и промышленников, которые в буквальном смысле слова лизали ноги императору: такого раболепства и низкопоклонничества, какое царствовало во дворце, по крайней мере в часы официальных приемов и торжественных обедов, я не видел нигде, исключая, правда, Тральрегдаб[4].
Когда я высказал эту догадку первому министру, он нашел ее остроумной, но объяснил, что под дьяволом следует разуметь нечто другое — а именно: наклонность к мудрствованиям и неверие в авторитет. Я понял эти слова как дружеское замечание, и впредь воздерживался от высказывания неуместных догадок и предположений.
Глава пятая
Не оставив мысли поближе познакомиться со страной, в которой по воле судеб предстояло мне пробыть неопределенно долгое время, я, не имея других источников, принужден был в дальнейшем собирать сведения от случая к случаю, пользуясь словоохотливостью придворных или посетителей дворца, которые удостаивали меня своим вниманием. Я подробно записывал эти беседы, но считаю излишним приводить их здесь в полном виде и ограничусь лишь кратким и по возможности связным их изложением.
Прежде всего я узнал из этих бесед, что не простое самомнение правителей дало Юбераллии название лучшей из стран мира: здесь было осуществлено все лучшее из мечтаний поэтов, законодателей и философов всех стран и народов. Божественный Платон[5], если бы он мог увидеть Юбераллию, никогда не написал бы своего трактата о государстве, а мой соотечественник Томас Мор[6] не пожелал бы жить в измышленной им «Утопии»: всякое воображение блекло перед действительностью лучшей из стран мира.
Дело в том, что все мечтавшие вернуть людям потерянный рай, не мыслили этого рая без применения принудительных мер; только Юбераллия в своем государственном строе достигла полного отсутствия принуждения и, следовательно, совершенной свободы.
— Население нашей страны, — сказал мне главный судья, — и без этих мер выполняет все установленные нами правила и законы.
Меня, привыкшего на своей родине к той мысли, что хитрость и изворотливость, выработанные поколениями наших предков в их борьбе с дикими зверями и стихиями, направлены ныне на одну цель — обойти закон и обмануть правительство, не могли не удивить столь высокие добродетели населения этой страны.
Я сказал судье, что у нас в Британии, где королевское правительство, имея в своем распоряжении полицию и суды, постоянно занято раскрытием преступлений и нарушений законов, все равно самые хитрые и злостные из преступников избегают наказания. Убийца у нас сплошь и рядом пользуется награбленным у своей жертвы богатством или властью, добытой злодеянием; вор и грабитель, сумевший скрыть преступление или откупиться от суда и полиции, считается добропорядочным человеком и пользуется по гроб всеобщим почетом и уважением. Даже величайший из философов нового века и тот не погнушался изредка запускать свою руку в не принадлежащие ему сундуки государственного казначейства.
— А что было бы, если бы государство не принуждало нас выполнять законы? И где бы оно взяло средства для управления страной и отражения неприятельских нашествий, если бы в принудительном порядке не собирало установленных налогов и пошлин?
4
Тральрегдаб или Трильдогриб — это слово произносится двояко — один из городов, которые Гулливер посетил во время своего третьего путешествии. В этом городе все представляющиеся королю должны были лизать пыль у подножия его трона, причем плевать и вытирать рот во время аудиенции считалось большим преступлением.
5
По учению греческого философа Платона (430–348 гг. до Р.Х.), именовавшемуся в средние века «божественным», изложенному в его трактате о «Государстве», нормальное человеческое общество состоит из трех наследственных классов: 1) философы (аристократия духовная), управляющие государством; их добродетель — мудрость; 2) военные — охранители и защитники государства; их добродетель — мужество; 3) низшие классы, занятые физическим трудом; их добродетель — умеренность и воздержание.
Платон, или, вернее, итальянский писатель времен Возрождения, прикрывшийся этим именем, идеализирует в этом трактате средневековый государственный строй (первый класс — духовенство, пытавшееся властвовать над светскими государями, второй — рыцарство, третий — крепостные крестьяне), и так как строй этот в эпоху развития торгового капитализма явно клонился к упадку, выдвигает грубый коммунизм (общность имущества, жен и детей) в высших сословиях как меру его спасения. Государство Платона носит явно рабовладельческий характер, низшие сословия он обрекает на абсолютную покорность высшим и вечную нищету. Профессии, по его мнению, носят прирожденный физиологический характер: для сознательного отбора людей Платон рекомендует уничтожение людей с физическими недостатками и специальные браки для военного сословия, где наилучшие самцы соединяются с наилучшими самками.
Идеи Платона в настоящее время являются основой национал-социалистического учения о государстве, идеальное государство Платона считается фашистскими государствоведами возвышенным образцом целостного (тотального) государства, призванного спасти буржуазный строй.
6
Томас Мор (1478–1535) — автор «Утопии» — первый социалист-утопист, поставивший вопрос общественного производства в государственном масштабе и в эпоху зарождения капитализма давший критику его хищнической сущности. Социализм Мора носит производственный, а не потребительский характер, государственный строй «Утопии», несмотря на наличие монарха, — демократический.
Мировоззрение Мора резко отличается от крепостнических идей Платона своим гуманистическим характером, защитой низших классов населения от произвола и эксплуатации высших.