Чтобы заполнить возникшую паузу, Александр Петрович изобразил удивление:
— Неужели вам нужен здесь адвокат?
— Нет, — в глазах Хейфеца чуть заметно обозначилась улыбка, — но он еще говорил, что вы раскопали такие вещи, которые кагебе хотело спрятать, и только из-за этого его не расстреляли, а посадили.
Джейми прикатила кофейный столик.
— Мне все это уже нельзя, — Хейфец показал ладошкой на хрустальные флаконы с цветными ликерами, — но если вам можно, то попробуйте, а я с удовольствием посмотрю, как вы пьете. — Он замолчал, ожидая, пока секретарша нальет кофе и удалится.
— Значит, вы хотите, чтобы я для вас раскопал какие-то вещи? — спросил адвокат, любивший сохранять инициативу в разговоре.
— Очень простые вещи, господин Самойлов… очень простые. — Горбун печально покивал головой. — Каждый человек должен иметь свою могилу. Моя могила уже не за горами, но сначала я должен знать, какая могила у моего брата Соломона. Он был мой старший брат. — Хейфец сделал паузу, с интересом наблюдая, как адвокат дегустирует ликеры.
— Соломон был физик, и даже очень известный физик. Из-за этого он знал государственные тайны и не мог отсюда уехать. Он умер в восемьдесят четвертом году. Я хотел прилететь на похороны, но мне ответили — похорон не будет, и визу не дали. Я посылал запросы о причинах смерти, от себя и от американского сената, но они отвечали одно: погиб во время научного опыта, а что касается подробностей, то это — сплошная государственная тайна.
Хейфец медленно прихлебывал кофе, и адвокат терпеливо ждал продолжения.
— Господин Самойлов, я предлагаю десять тысяч долларов, если вы расскажете мне, как умер Соломон Хейфец, и двадцать тысяч — если покажете его могилу. Это ваш личный гонорар, а все, что придется кому-то дать, я заплачу отдельно.
Адвокат хотел было по привычке взять время на размышление и поторговаться, но чутье подсказало ему, что в данном случае это невыгодно.
— Хорошо, я попытаюсь.
На прощание Хейфец сказал:
— Я пробуду здесь месяц и, может, еще неделю.
Сопоставив кажущееся простодушие горбуна с его положением в иерархии мира бизнеса, Александр Петрович заключил, что в этом деле любая халтура будет жестоко наказана и придется поработать добросовестно.
Фамилия «Хейфец» в его памяти смутно ассоциировалась с каким-то университетским скандалом, и, обладая обширной сетью полезных знакомств, он выбрал из них наиболее подходящее к данному случаю — одного из проректоров университета. Тот принял адвоката радушно, поскольку был ему кое-чем обязан, но от разговора о Хейфеце попытался увильнуть. Так Александр Петрович впервые столкнулся со странной особенностью: все, кто знал Хейфеца, говорили о нем крайне неохотно, словно на это имя было наложено некое заклятие.
Все же минимальную стартовую информацию адвокат получил. Хейфец считался талантливым физиком, но обладал тяжелым характером. Ему покровительствовал Сахаров, когда был в силе, до ссылки, и по проекту Хейфеца, при поддержке академика, в университете строился циклотрон. Финансировало его космическое ведомство, циклотрон на них работает до сих пор, хотя лаборатория в упадке и новый начальник тихо спивается. Вскоре после пуска циклотрона Хейфецем стала активно интересоваться госбезопасность, якобы из-за связей с международным сионизмом. И вот когда его пришли арестовывать, произошла невероятная, дикая история: сам Хейфец и те, кто за ним явился, бесследно исчезли. Скорее всего, конечно, при аресте что-то вышло не так и гебешники таким образом заметали следы. Но больно уж неуклюжая выдумка. В общем, дело это поганое, и лучше в него не соваться.
Обдумывая результаты разговора, Александр Петрович пришел к выводу, что без контакта с госбезопасностью обойтись не удастся. Все дороги ведут в Рим.
В качестве объекта атаки адвокат избрал отставного подполковника КГБ Сергея Петровича Клещихина. Ныне бывший чекист занимал скромный кабинет в мэрии и служил постоянной мишенью для нападок демократической прессы, на которые не обращал никакого внимания. В застойные времена подполковник именовался Кречетовым, поскольку офицерам его хищной организации полагалось иметь птичьи фамилии. Он, как тогда говорили, «курировал» университет, и никому не казалось смешным, что один подполковник может курировать университет.
Александр Петрович заявился к нему в конце рабочего дня, на случай если Клещихин сохранил привычку к конспирации и захочет беседовать на свежем воздухе.
Адвокат не ошибся. Обменявшись с ним рукопожатием, подполковник бросил косой взгляд в угол кабинета и рассеянно произнес: