– В любом случае ты мне не нужен, чтобы меня контролировать. Я сама могу!
Шаффа натягивает повод. Лошадь, всхрапнув, останавливается.
Дамайя цепенеет от ужаса. Она нагрубила ему! Дома мать всегда давала ей за такое подзатыльник. Шаффа сейчас побьет ее? Но он говорит так же ласково, как и всегда:
– Правда можешь?
– Что?
– Контролировать себя. Это важный вопрос. Самый важный. Можешь?
– Я… я не… – пищит Дамайя.
Шаффа кладет ладони ей на руки, сложенные на луке седла. Думая, что он хочет спрыгнуть с седла, она пытается их убрать, чтобы он мог схватиться. Он стискивает ее правую руку и удерживает ее на месте, хотя отпускает левую.
– Скажи, как тебя обнаружили?
Она понимает, о чем он, даже не задавая вопросов.
– На ланче. Я… Мальчик толкнул меня.
– Это было больно? Ты испугалась, разозлилась?
Она пытается вспомнить. Этот день во дворе кажется таким далеким.
– Разозлилась. – Но ведь это не все? Заб был больше нее. Он всегда задирал ее. И когда он ее толкнул, было больно, пускай и чуть-чуть. – Испугалась.
– Да. Орогения действует инстинктивно. Ее порождает необходимость выжить в момент смертельной опасности. В этом беда. Страх перед обидчиком, страх перед вулканом – силе, что живет в тебе, все равно. Она не осознает степени угрозы.
По мере того как Шаффа говорит, его рука делается все тяжелее, давит все сильнее.
– Твоя сила защищает тебя одинаково, вне зависимости от масштаба угрозы. Пойми, Дамайя, как тебе повезло – ороген, как правило, открывается, убив члена семьи или друга. В конце концов, именно те, кого мы больше всего любим, ранят нас всего сильнее.
Он расстроен, думает поначалу она. Может, он думает о чем-то ужасном, о том, что заставляет его метаться и стонать среди ночи? Может, кто-то убил члена его семьи или друга? Вот потому он так сильно давит ей на руку?
– Ш… Шаффа. – Она внезапно пугается. Она не понимает почему.
– Ш-ш-ш-ш… – говорит он и расправляет пальцы, сплетая их с ее собственными. Затем он давит сильнее, так, что нажим приходится на кости ее ладони. Он делает это нарочно.
– Шаффа! – Это больно. Он знает, что это больно. Но он не останавливается.
– Тихо, тихо, успокойся, малышка. Ну, ну.
Когда Дамайя скулит и пытается вырваться – это больно, это продолжающееся размалывающее давление его руки, жесткий холодный металл луки, собственные кости, пронзающие ее плоть – Шаффа вздыхает и обнимает ее другой рукой за талию. – Спокойно. Будь отважной. Я собираюсь сломать тебе руку.
– Что…
Шаффа делает что-то, что заставляет его бедра напрячься от усилия, а его грудная клетка толкает ее вперед, но она едва ли это замечает. Все ее сознание сосредоточено на ее руке, на его руке, на тошнотворном влажном щелчке, и толчке того, что прежде никогда не сдвигалось с места, на боли такой острой, внезапной и сильной, что она вопит. Она царапает его руку свободной рукой, отчаянно, бессмысленно. Он отбрасывает ее руку прочь и прижимает к ее бедру, так что она царапает себя.
И сквозь боль она вдруг осознает холодное, ободряющее спокойствие камня под копытами лошади.
Давление ослабевает. Шаффа поднимает ее сломанную руку так, чтобы она могла видеть повреждения. Она продолжает кричать теперь от ужаса при виде собственной руки, изогнутой так, как не должно быть, кожи, взбугрившейся и покрасневшей в трех местах, как второй набор костяшек, пальцев, уже сведенных спазмом.
Камень манит. Глубоко внутри него тепло и сила, которые могут помочь ей забыть о боли. Она почти тянется к этому обещанию освобождения. Затем медлит.
Ты можешь контролировать себя?
– Ты могла бы убить меня, – говорит Шаффа ей в ухо, и, несмотря на все, она замолкает, чтобы слышать его. – Дотянуться до огня в земле или вытянуть силу из всего, что вокруг тебя. Я сижу в пределах твоего торуса. – Для нее это ничего не значит. – Это плохое место для орогении, с учетом того, что ты еще не обучена – одна ошибка, и ты сдвинешь разлом под нами и устроишь землетрясение. Это может убить и тебя тоже. Но если бы тебе удалось выжить, ты была бы свободна. Нашла бы какую-нибудь общину, упросила бы принять тебя или присоединиться к стае неприкаянных и жить как можешь. Ты могла бы скрывать свою суть, если будешь умной. Некоторое время. Это не может длиться долго, это будет иллюзией, но какое-то время ты будешь чувствовать себя нормальной. И я знаю, что ты больше всего хочешь именно этого.