В сборнике «Античная Ливия» приводится короткая справка по истории Гадамеса:
конец I века до нашей эры. Корнелий Бальб завоевал Гадамес. Известно, что этот римский полководец прошел в 19 году до нашей эры через Гадамес в Феццан и захватил Джерму — столицу гарамантов;
II век. Гадамес обеспечивает связь с морем и поставку керамики. Некрополь в пределах города уже используется;
конец II — начало III века. III легион стоял в Гадамесе. Римский император был родом из Лептиса и оказывал особые знаки внимания Северной Африке;
IV–V века. Расцвет цивилизации Гадамеса. Богатые горожане строят монументальные склепы;
VI век. При византийском императоре Юстиниане гадамесцы принимают христианство[19].
Продолжая рассуждения историков, можно предположить, что Гадамес представлял собой небольшое государство, которое поддерживало связи с Римом, а затем с Византией и странами Средиземноморья. Только в начале III века Гадамес был оккупирован III римским легионом, а во все остальные времена город пользовался свободой. Это подтверждается исследованиями французского ученого Р. Ланфри относительно существования князей Гадамеса.
Раскопки в Феццане и Гадамесе дали обильные находки различных предметов. Это гончарные изделия, стекло, лампы, монеты, которые свидетельствуют о широком развитии торговли и о существовании уже в те времена торговых путей, ведущих с побережья через Сахару в Черную Африку.
А вдруг повезет и мне? Вот в красной земле я нахожу круглый каменный шар величиной с голубиное яйцо, который вполне мог быть древним снарядом от пращи, и несколько острых кремневых осколков, по всей видимости, от наконечников стрел. Ведь Мизда, где обнаружены наскальные рисунки древнейшей культуры, находится всего в 70 километрах от этих мест.
…Проезжаем город Налут, спускаемся с отрогов гор и берем прямо на запад, к Гадамесу. Наш путь лежит вдоль вади. В период больших дождей вади и их окрестности наполняются водой и приносят большие разрушения постройкам, не рассчитанным на такие атмосферные осадки. В начале марта 1988 года наши газеты сообщили о большом наводнении в алжирской Сахаре. Стихийное бедствие обрушилось на южные районы страны. Сахарский город Таманрассет и его предместья оказались буквально затопленными водой в результате сильного ливня, не утихавшего почти 30 часов подряд. В городе частично было парализовано движение автотранспорта. Два человека погибли, многие получили ранения, а более 300 семей были эвакуированы из домов, оказавшихся под угрозой затопления. Ибрагим аль-Куни написал сильный по своему психологическому накалу рассказ «Внеочередная молитва» о молодом туареге Дамуми, ценой своей жизни спасшем девушку Тамину от неожиданного и потому особенно страшного наводнения. Вади Джирджир, Зузам, Шаршуф и другие вади, находящиеся в том районе Сахары, где мы путешествуем, служат караванными тропами, а редкие деревья, растущие здесь, дают приют караванщикам и скудный корм утомленным верблюдам.
Дорога заметно идет вниз. Ведь Налут расположен на высоте 700 метров над уровнем моря, а поселок Синаван, куда мы съезжаем, имеет отметку 31 метр. Вокруг раскинулась плоская, усыпанная щебенкой и цветной галькой пустыня, которая у арабов называется «хамада», а у туарегов — «тасили». Мы как раз находимся в западной части Красной пустыни (Хамада хамра) и сейчас забираем все круче к западу, к Гадамесу.
Сахара по праву носит название Великой пустыни, и уважение, которое она внушает коренным жителям, вполне оправданно. Площадь ее чуть меньше площади Европы, и на таком огромном пространстве Сахара, естественно, не может быть однообразной. Кроме щебнистого плато (хамада), которое вместе со скалами занимает половину площади Великой пустыни, Сахару составляют: «серир» — пространства, усыпанные оказанной галькой и песком; «себка», или «шебка», — сильно расчлененная местность с засоленными глинистыми отложениями, во время дождя превращающаяся в топкие болота; «эрг» — большие площади, покрытые песчаными дюнами. В Аравии дюны передвигаются на 30–80 метров в год. В Сахаре таких резвых дюн нет. Более того, ученые полагают, что большие дюны в ядре своем сложены твердыми породами и образованы, как и вади, в более влажный геологический период.
Мне опять захотелось сослаться на Ибрагима аль-Куни, который вложил в уста одного из своих героев, караванщика Амуда, рассуждения о Сахаре — этой огромной сцене, на которой разворачивается действие почти всех его рассказов, собранных в книге «Глоток крови», вышедшей в Москве в начале 1988 года. «В Великой Сахаре много разных пустынь, — ответил шагавший впереди каравана Амуд. — Глинистая и песчаная, скалистая и горная, низинная и на возвышенности. Равнины есть и вади, камни, песок, щебенка. И никогда они не смешиваются. Каждая сахара независима, сама по себе, в другие не вторгается — словно ножом разрезана. Ты не знаешь еще, какое у нее щедрое сердце, у этой Сахары. Она всегда дает тебе больше, чем обещает. А если предашь ее, будет преследовать, где бы ты ни находился, и обязательно отомстит»[20].
Эта цитата взята из новеллы «Дорога на Орес». В образе Амуда автор вывел своего отца. Орес — горная гряда в Алжире, где в период освободительной войны против французских колонизаторов находились базы алжирских повстанцев, куда через ливийскую Сахару караванными тропами переправляли оружие. Мне бросились в глаза не только философские реминисценции о Сахаре и ее щедром сердце, но и четкие географические описания Великой пустыни.
Особенно тронула меня своей искренностью короткая новелла «Куда ты, бедуин?». В ней говорится о кочевнике Абдалле, которого голод — пять лет в Сахаре не было дождей — выгнал из пустыни и заставил прибиться к столице Триполи. В представлении этого бедуина Сахара — живой организм. И снова автор повторяет ту же мысль: она не только мстит за обиды и оскорбления, но и жалует, поощряет за доброе к себе отношение. «Это она, Сахара, посылает дождь и заставляет цвести терпентиновое дерево, изрыгает из своего чрева газелей, кроликов, антилоп, а может и бурю наслать или таким огнем испепеляющим жечь, от которого нет спасения. Но самая жестокая ее кара — это когда Сахара на воду скупится»[21].
А вот другой, не менее яркий отрывок из рассказа «Лихорадка» — мысли человека, обиженного, оскорбленного в своих самых интимных чувствах: «Далеко за грядой песчаных высоток маячил колеблющийся мираж. Его охватило неодолимое желание кинуться в это бесконечное пространство вдогонку за миражем, чтобы, опередив его, достигнуть горизонта и раствориться в безоблачной синеве неба. Броситься бы туда стремительней газели, быстрее выпущенной стрелы и никогда не возвращаться. И не видеть людей, не жить среди них, чтобы избежать творимых ими бед. Пустыня поглотит его и передаст далекому, неведомому горизонту, а тот перенесет в безоблачную синеву неба, где успокоилась мать, и она оботрет его взмокший лоб, примет в своей обители и навсегда избавит от людского зла»[22].
В этом сборнике для меня особенно примечателен сюжет только что упомянутой новеллы «Куда ты, бедуин?». Герой рассказа Абдалла за 50 лет жизни в Сахаре «не знал тирании ни французов, ни итальянцев, и родитель его не рассказывал ему об этом султане (речь идет о монархической Ливии. — О. Г.), правящем страной из Триполи». По своему незнанию он не поднялся с тротуара при приближении королевской процессии, и два блюстителя порядка — один, пнув его черным башмаком, другой, отдавив ему грубым башмаком пальцы босых ног, — оттащили несчастного в участок, откуда, поняв, что он не бунтовщик, через двое суток выбросили на улицу. Тогда Абдалла решил уйти из жестокого, непонятного ему города в свою родную Сахару. На окраине Триполи он рвет последний, оставшийся от продажи двух верблюдов банкнот, и, «естественно, ему и невдомек было, что он оторвал голову самому королю»[23].