Апулей и его «Метаморфозы в XI книгах», как именуется его роман «Золотой осел», настраивают меня на восприятие мирских памятников, связанных с повседневной жизнью людей. Вот рядом с церковью Юстиниана — развалины торгового и жилого квартала еще дорийского периода, маленькая маслобойня с каменными жерновами и, наконец, знаменитые бани, без которых нельзя представить себе ни одного римского города.
Бани у моря считались самым большим общественным банным заведением в городе. Они сильно пострадали от оползней, и об их убранстве можно судить только по оставшимся фрагментам цветного мозаичного пола, бассейна и колонн, поддерживавших свод.
Другие, так называемые Театральные бани находились рядом с храмом Геркулеса. Храм назывался так потому, что перед ступенями лестницы, ведущей в храм, была установлена статуя сидящего Геркулеса — копия работы древнегреческого скульптора Лисиппа. От нее остались лишь отдельные фрагменты, перенесенные в музей. Театральные бани сохранились лучше, и здесь мы видим три предбанника, три отделения с бассейнами и общественные уборные, — как уже говорилось, обязательные заведения при всех банных учреждениях римских городов. Наиболее интересна напольная мозаика, которая сейчас тоже перенесена в музей. На полу мозаикой выложены предметы, употребляемые посетителями бань: мочалка, сандалии и бутыль с оливковым маслом, а также надписи: Bene Lava (хорошего мытья) и Salvom Lavisse (мытье полезно).
Третье банное заведение Сабраты получило название Бани океана. Хотя по размеру они самые маленькие, тем не менее получили большую известность прежде всего из-за своей высокохудожественной напольной мозаики. Лучший ее образец — шестиугольник с головой Нептуна — находится в музее Сабраты. На другой мозаичной картине у входа в «жаркую комнату» изображены мочалка, сандалии и сосуд с маслом.
Три бани в Сабрате — не так уж много для города с населением в несколько тысяч жителей. Римские термы были не только местом, куда люди ходили мыться. Это были увеселительные, спортивные и культурные учреждения, в которых обсуждались городские новости и решались многие деловые вопросы. Все термы состояли из аподитериума (раздевалки), тепидариума (теплой комнаты), калидариума (жаркой комнаты) и фригидариума (холодной комнаты). Бани обогревались керамическими трубами, которые проходили по стенам и под полом. Это отчетливо видно во всех термах Сабраты. Вот почему были нужны сандалии, а их изображение всегда было сделано на пороге двери, ведущей в калидариум. Все банные процедуры заканчивались массажем, и поэтому было нужно оливковое или иное ароматизированное масло. Печи для обогрева находились снаружи. Обычно термы имели небольшие бассейны, которые облицовывались мрамором. Поскольку бани в понимании римлян и, разумеется, жителей римских провинций были одним из самых посещаемых общественных мест, то роскошь, с которой отделывались термы и даже общественные уборные при них, была в их представлении вполне естественной.
Одним из самых значительных сооружений Сабраты и всей римской Африки являлся великолепный театр. Он был построен в восточном квартале города в последней четверти II века. Сложенный из массивных тесаных блоков желтого песчаника, театр гармонично вписывался в город и был удивительно красив, особенно на закате, когда сюда стекались зрители. Строительство мощного сооружения свидетельствовало об определенном благосостоянии города.
К концу II века Сабрата уже получила статус колонии, пройдя промежуточный этап муниципии, обладающей «латинскими правами». В самоуправляющемся городе только члены сената (городского совета) автоматически получали римское гражданство. Большое тяготение к колониальному статусу в римских провинциях было особенно заметно во II столетии, причем это свидетельствовало не столько об укреплении Римской империи, сколько о повышении роли колоний в империи и росте их независимости в отношении метрополии. Заметим, что Сабрата получила статус колонии последней в числе трех городов.
Раскопки театра велись итальянскими археологами до начала второй мировой войны. Ими была обнаружена лишь основа памятника. Однако тщательное изучение оставшихся описаний традиционных театральных зданий позволило реставрировать театр с его трехъярусным полукруглым «зрительным залом» и прямоугольной сценой. Если вы попадете в театр вместе с гидом, он обязательно поставит вас в центр площадки перед сценой и предложит произнести несколько фраз, которые слышны даже в самых дальних рядах. Акустические достоинства древнеримских театров общеизвестны, и театр Сабраты в этом смысле не исключение.
Однажды я побывал здесь один и смог неторопливо рассмотреть это действительно гигантское сооружение, вмещавшее 5 тыс. зрителей. Передняя сторона сцены, которая отделяет ее от оркестра, украшена мраморными горельефами, вправленными в полукруглые и прямоугольные ниши. Здесь изображены танцующие Музы, спорящие философы, а также Меркурий, Дионис, Геркулес, Сатир и другие божества и герои. Мне на память приходят слова дяди доктора Живаго — Николая Николаевича Веденяпина, который так определил суть римского общества: «Рим был толкучкою заимствованных богов и завоеванных народов, давкою в два яруса, на земле и на небе, свинством, захлестнувшимся вокруг себя тройным узлом, как заворот кишок. Даки, герулы, скифы, сарматы, гиперборейцы, тяжелые колеса без спиц, заплывшие от жира глаза, скотоложство, двойные подбородки, кормление рыбы мясом образованных рабов, неграмотные императоры. Людей на свете было больше, чем когда-либо впоследствии, и они были сдавлены в проходах Колизея и страдали»[31].
Столь резкое суждение литературного героя о римском обществе при всей своей необычности в целом отражает действительную картину жизни в Древнем Риме, его показную роскошь, разложение и упадок нравов.
Историки утверждают, что еще в начале II столетия до нашей эры римляне не знали ни поваров, ни пекарей и их скромные потребности удовлетворялись домашними средствами. Позднее, разбогатев на захвате заморских территорий, они тратили огромные деньги на сооружение роскошных загородных резиденций, на покупку опытных рабов — поваров, щедро оплачивали торжественные обеды, приобретали дорогую столовую посуду и т. п. Обычно какой-нибудь сенатор или рабовладелец для придания своей особе блеска окружал себя толпой рабов для личных услуг. Одни рабы заведовали гардеробом своего хозяина, другие — содержали экипажи и выездных лошадей, третьи — сопровождали господина в баню, четвертые — обслуживали его жену, детей и родственников. Кроме того, были рабы, исполнявшие роль писцов, рабы «у ног господина» — они выполняли все его поручения и капризы — и даже рабы-номенклаторы: в их обязанность входило называть имена лиц, с которыми встречался или должен был встретиться их владелец, излагать ему сведения об их характере, наклонностях, имущественном состоянии, предлагать хозяину возможные варианты беседы с посетителями — и все это для того, чтобы господин ничем не утруждал себя.
Но вернемся к театру в Сабрате. Из всех изображений, которые украшали этот театр, только одно, на мой взгляд, имеет к городу прямое отношение: символическое изображение Рима и Сабраты, соединивших руки в присутствии солдат. Задник сцены представлял собой трехэтажную колоннаду, от которой сейчас можно видеть только два этажа. Колонны сделаны из мрамора, туфа и даже гранита, и их капители украшены изображениями масок и животных.
Осмотр почти закончен: довольно далеко от театра расположен амфитеатр, где проходили гладиаторские бои. Я решил вернуться назад. Иду к выходу по усыпанной многочисленными черепками и осколками камня земле, разрезанной, как морщинами, тонкими тропками, пробитыми ногами тысяч туристов. Привычно смотрю на землю сквозь пожухлую траву, похожую на рыжую щетину небритого мужчины, в надежде найти какой-нибудь интересный предмет. Натыкаюсь на черные квадратики мозаики, которые здесь рассыпаны повсюду. Ведь мозаичные полы были фактически в каждом общественном помещении и жилом доме. Пройдя через оставшиеся от раскопок рельсы и опрокинутые вагонетки, направляюсь прямо к выходу. Небольшими купами растут темно-зеленые средиземноморские сосны, за спиной синеет море. Визит в Сабрату окончен, и некоторые мысли и исторические параллели приходят в голову, когда иду к машине, оставленной у въезда в археологическую зону.