Я так и не смог найти эти пещеры, и мне пришлось позднее, в декабре, сделать второй заход, который я и попытаюсь описать.
Современная автострада ведет из Триполи к международному аэропорту. Где-то на пути, в местечке Каср-бен-Гашир, добывают минеральную воду, которую разливают по бутылкам и продают во всех магазинах. Сейчас воду из водопроводного крана пьют, пожалуй, только у нас, в Советском Союзе. Везде, даже в африканских странах, питьевую воду именуют минеральной (т. е. натуральной) и подают в специальных пластмассовых или стеклянных бутылках.
Не доезжая до аэропорта, сворачиваем направо и следуем в сторону небольших городков Савани и Азизия. По обе стороны дороги раскинулись плантации оливковых и цитрусовых деревьев. Небольшие импровизированные рынки появляются довольно часто. Прямо с небольших французских грузовичков фирмы «Пежо», стоящих по обочинам, крестьяне в белых одеждах, в черных и цвета бордо войлочных шапочках продают в ящиках и мешках апельсины, лимоны, лук, картошку, баклажаны, красный и зеленый перец. Большие тыквы лежат у колес автомашин. Иногда вижу горки гранатов. Сейчас декабрь, и гранаты уже сходят. В ящиках выставлены и бархатно-черные маслины.
Савани проскакиваем не останавливаясь. Лишь при выезде из него притормаживаем на обочине заросшей огромными эвкалиптами дороги, с тем чтобы купить горячие лепешки. В небольшой пекарне, оборудованной итальянской электрической печью и тестомешалкой, работают два тунисца. Один из них бросает куски готового теста в мелкий ящик, дно которого засыпано мукой, а второй вытаскивает эти куски и, перебросив их два-три раза с ладони на ладонь и придав им вид продолговатой лепешки, укладывает их на длинную деревянную лопату с короткой ручкой — черенком. Смотрю, как пекарь ловко загружает печь и через некоторое время вытаскивает оттуда готовые лепешки. Они горячие, как говорят, с пылу с жару, и выстроившиеся в очередь ливийцы быстро их разбирают, укладывая в сумки, коробки, а некоторые и в снятую с себя куртку.
Дорога до Азизии засажена эвкалиптами и оливковыми деревьями. Перед въездом в город слева стоит старый итальянский дзот, амбразуры которого развернуты в сторону города и дороги, ведущей в глубинные районы страны. Именно оттуда итальянские захватчики ожидали нападения. Сейчас напротив дзота, на другой стороне дороги, построили мечеть, и сегодня, в пятницу, вокруг здания мечети стоит десятка три автомашин, владельцы которых приехали на пятничную молитву.
Еще несколько километров пути — и вдали показываются восточные отроги гор Джебель-Нефуса. С этих гор в ледниковый период в сторону Средиземного моря стекали четыре большие реки. Наступление засушливого периода привело к превращению обширных районов в пустыни и полупустыни, причем этот процесс происходил одновременно на огромнейших пространствах Земли.
Сразу за Азизией поднимаются здания элеватора и сельскохозяйственной фермы. Придорожная вывеска сообщает, что здесь осуществляется проект вади Гей-ра. Большой участок земли усыпан камнями, зарос верблюжьей колючкой и непригоден к сельскохозяйственному использованию. Он засажен соснами. Деревья уже поднялись на 2–3 метра, и их зелень на фоне серой каменистой полупустыни и голубого неба создает впечатление картины художника, пишущего в стиле гиперреализма.
Дорога взбирается на известняковые отроги гор. Красные, серые и зеленые полосы скального грунта видны на срезанных бульдозером склонах. В узких долинах, заваленных сорвавшимися с гор глыбами, поднимаются кипарисы и сосны. Шоссе построено западногерманской фирмой «Бельфингер — Бергер», эмблема которой — прописная латинская «В» — мелькает на откосах и железобетонных местах. Дорога сооружена с учетом последних технических достижений, и скорость здесь совершенно не чувствуется. Вскоре поднимаюсь на вершину холма, где расположена небольшая деревушка. Дорога бежит вниз. Вдали видно, как она поднимается на очередной холм, где в зыбком мареве угадываются минареты и водонапорные башни Гарьяна. Но до города мы не доезжаем. Увидев на обочине выставленные горшки и амфоры, тормозим около лавки гончара и заходим к нему во двор.
Тут же, во дворе, обнесенном забором с зелеными металлическими воротами, разложены его изделия: копилки в виде невысокой вазы с прорезью для монет, горшки для цветов, подставки для свечей, которые зажигают в праздник дня рождения пророка Мухаммеда, глиняные основы для продолговатых барабанов с двумя различными горлышками, одно из которых затягивается бараньей кожей. Но наиболее интересен набор жаровен. «Канун» — жаровня для древесных углей, которую арабы используют для приготовления пищи и обогревания жилища в холоднее время года. Они бывают разных размеров — от 1 метра до 5–6 сантиметров в диаметре. Не случайно в арабском календаре месяц декабрь называется «канун аль-авваль» (первая жаровня), а январь — «канун ас-сани» (вторая жаровня). По форме канун ливийского ремесленника напоминает обыкновенный горшок с горловиной 20 сантиметров в диаметре, имеющей три небольших утолщения по бортику, с тем чтобы поставленный на него котелок плотно не прилегал и воздух мог свободно проникать в жаровню. Часто на горшок ставят и третью часть сооружения — тоже горшок с небольшими отверстиями в донышке, через которые проходит пар от кипящей в котелке воды. В этих глиняных горшках готовят блюдо «каскас», напоминающее рассыпчатую кашу с мясной и овощной приправами.
Кроме перечисленных изделий в мастерской гончара я вижу и большие бутыли в форме классических греческих амфор, только без ручек; курильницы для благовоний; светильники, состоящие из двух частей: цоколя, куда вделывается патрон электролампы, и глиняного абажура с многочисленными отверстиями в виде четырехугольников неправильной формы, расположенными под острым углом к оси абажура. Застаю гончара за работой над абажуром: он сидит на низенькой скамеечке перед очагом, сделанным из большой жестяной банки, и, поставив на обрывок картона, лежащий на коленях, глиняную глухую заготовку, вырезает обыкновенным перочинным ножом геометрические фигуры — отверстия. После каждой вырезанной фигуры он облизывает кончик ножа и продолжает работать.
Его подмастерье, по имени Рыда, охотно объясняет процесс производства. Серую каолиновую глину привозят из района Бу-Глян. Стоимость 1 тонны составляет 10 ливийских динаров, а ее доставка на машине в мастерскую — 20 динаров. Глина поступает уже достаточно измельченная, поэтому ее прямо засыпают в бассейн и заливают водой, где она мокнет пять-шесть дней. За это время ее несколько раз перемешивают с водой и затем образовавшуюся жижу спускают во второй, более мелкий, соединенный с первым бассейн, где она стоит около двух-трех дней. Камни и часть красного песка остаются на дне первого бассейна. Во втором бассейне за два дня образуется толстый, в 20 сантиметров, пласт жирной серой глины. После этого пласт глины аккуратно выбирают и заносят в мастерскую, где она еще тщательно уплотняется ногами. Песок от глины совсем отделить нельзя, и красные подтеки на серой массе видны довольно отчетливо. Видимо, работа ногами нужна для того, чтобы добиться однородной массы. Затем куски глины в зависимости от изделия тщательно отбивают на мраморной доске стола рядом с гончарным кругом. Сейчас в заготовку иногда добавляют обыкновенную поваренную соль, вероятно, с тем, чтобы сосуды, предназначенные для воды, не были глухими и имели капилляры, необходимые для испарения воды с поверхности. Ведь эти сосуды служат не только для хранения, но и для охлаждения воды.
Во дворе рядом с мастерской сооружена печь. Топка, к которой ведет пандус, находится на 1,5–2 метра ниже уровня земли. Над топкой поднимается купол печи, сложенной из блоков известняка, таких же, какие идут на строительство домов. Купол высотой 2 метра внизу имеет в диаметре 1,5 метра.
Сейчас половина пространства печи заложена готовыми для обжига горшками. Рядом с топкой — небольшая куча досок и веток оливкового дерева, которых явно не хватит для обжига всей загруженной массы изделий. Я говорю об этом Рыда, и он отвечает, что дрова служат лишь для того, чтобы развести огонь. В топку загружается оливковый жмых, получаемый после отжима на заводах оливкового масла. Жмых используют также для обогрева домов.
Заканчивая осмотр мастерской, обхожу еще раз небольшой дворик с печью и несколькими строениями, где хранятся готовые изделия. Подбираю несколько черепков: ровный розовый цвет свидетельствует о том, что обжиг проходит хорошо и все изделие прогревается равномерно. Однако во дворе немало и битых обожженных изделий, которые, видимо, покололись при выгрузке из печи. Рыда сообщает, что обожженные бракованные изделия выбрасываются, шамот из них не делают и вторично они не употребляются.