В пятом культурном слое этой пещеры уже встречаются более совершенные орудия, такие, как микропластины с выпуклым лезвием, буры, верхние и нижние части зернотерок.
Шестой слой «жилых отходов» относится к неолиту. Он характеризуется первыми попытками приручения диких животных и появлением элементов организованности первобытного человека.
Последние следы пребывания человека в пещере Хауа Фтеах датируются VI веком до нашей эры, когда здесь побывали первые греческие колонисты и стали селиться ливийские племена.
Ко времени возникновения оседлых поселений в VI тысячелетии до нашей эры человек от собирательства и охоты переходил к производственной форме хозяйства, к оседлости и земледелию. Он начинал новую жизнь с немалым багажом: уже существовало оружие — дротик, копье и метательная палица, разделение труда по возрасту и полу, появилось гончарное производство; звуковая речь сменила кинетическую; зародились элементы общественного сознания, когда люди начали почитать источники воды; закреплялось верование в потустороннее существование; совершенствовались человеческие отношения; групповой брак принял новую форму материнского рода. Оседлый образ жизни, рост производительности труда, появление избытка продуктов и, возможно, извечная охота к перемене мест — все это заставило нашего любознательного и активного предка поинтересоваться тем, что же находится за горизонтом, кто живет по соседству с его оазисом, долиной или лесом.
Геродот сообщает об отважных молодых насамонах, представителях народа, жившего в районе залива Большой Сирт, которые отправились в «путешествие по Ливийской пустыне с целью проникнуть дальше и увидеть больше всех тех, кто раньше побывал в самых отдаленных ее частях». Насамоны оказались в долине, где росли плодовые деревья. Здесь на них напали маленькие (ниже среднего роста) темнокожие люди, схватили их и увели с собой. Они вели чужеземных юношей через болота, прежде чем доставили в город. «Мимо этого города протекает большая река… и в ней были видны крокодилы». Но все закончилось благополучно: насамоны вернулись к себе, на побережье Средиземного моря[50].
Как считают современные ученые, отправной точкой экспедиции молодых насамонов, действия которых расценивались как «сумасшедшая затея», был оазис Джало, в древности называемый Авгилы. Шли они на юго-восток, в центр пустыни Сахара, и здесь, no-видимому, наткнулись на вади, которое наполняется водой в период дождей. Это вади сегодня называется Шотт-эш-Шерги, т. е. Восточная река, причем в ее бассейне имеется солончаковое болото. Население Феццана в то время по своему происхождению было довольно пестрым. Здесь были предки современных гиббу, живущих в нагорье Тибести, гараманты, египтяне и др. Естественно, чернокожие жители составляли здесь большинство, что прежде всего и бросилось в глаза молодым насамонам. Упоминание крокодилов в реке дало повод полагать, что юные путешественники достигли реки Нигер, где и видели этих рептилий.
Однако уже сейчас можно достоверно утверждать, что в Сахаре водились… крокодилы, которые сохранились с тех времен, когда пустыня не была пустыней. Во времена мавританского царя Юбы II крокодилы обитали в реках, ныне засыпанных песками. В 1910 году французский капитан Ньеже убил крокодила в вади Михеро в Тассили. Здесь, посреди сухого русла, находилось небольшое мелкое озеро, называемое «гельта». Гельты имеются еще в нагорьях Тибести и Ахаггар, там, где вода не может просочиться в почву и где из-за высоких скал испарение значительно меньше, чем в других местах. В том же вади в 1924 году был убит второй крокодил. В 1929 году в Мавритании, у озера Джалула, один немецкий ученый также убил крокодила.
Если в начале нашего века в Сахаре находили крокодилов, то, видимо, во времена Геродота фауна Сахары была значительно богаче. Ведь путешествие насамонов можно отнести к началу V века до нашей эры, так как Геродот закончил свой труд к 445 году до нашей эры. Более того, сведения о подвиге насамонов Геродоту сообщили киренцы, которые узнали об этом от жителей оазиса Амона (ныне — египетский оазис Сива).
Пятьсот лет спустя в Феццане во главе уже военной экспедиции побывал проконсул Африки Корнелий Бальб. Если насамоны были движимы любопытством, то Бальб отправился против гарамантов с завоевательными целями. Поход расценивался как великий подвиг, и 27 марта 19 года до нашей эры в честь Бальба было устроено триумфальное шествие. Вергилий в своих стихах выражает радость по поводу того, что империя Августа вскоре подчинит себе «гарамантов и индийцев».
О трудностях похода Бальба пишет Плиний Старший: «По ту сторону [выжженных солнцем гор] находятся пустыни, а дальше Талги — местность, где жили гараманты, Дебрис с источником, в котором с полудня до полуночи вода горячая, а с полуночи до полудня столько же часов — холодная, а также Гарама, знаменитая столица гарамантов. Все эти местности были покорены римским оружием. Это была заслуга Корнелия Бальба, единственного иностранца, который удостоился чести триумфальной колесницы и присуждения полного права римского гражданства. Он был родом из Гадеса… Дорога к гарамантам прежде была трудна, так как разбойники этого племени имели обыкновение засыпать песком колодцы, которые находились, впрочем, на небольшой глубине. Лишь во времена последней войны, которую в начале царствования императора Веспасиану вели с осенсами, нашли путь, который был на 4 дня короче»[51].
Любопытно отметить ряд географических особенностей, которые приводит Плиний, в том числе наличие воды на небольшой глубине. Ведь мы сами совсем недавно убедились в этом, побывав в районе соленых озер.
Примерно в 100 году походы на юг от побережья Средиземного моря стали более частыми. Об этом пишет Птолемей, пересказывая сведения о путешествиях-походах римлян Юлия Матерна и Септимия Флакка. Юлий Матерн вместе с вождем гарамантов пошел против эфиопов и после четырех с половиной месяцев пути прибыл в эфиопскую землю Агисимба, «где собираются носороги». Матерн шел, видимо, от Лептис-Магны, так как от этого торгового города велся отсчет пути до Агисимбы, которая «захватывает южную часть Ливии». Агисимба, по-видимому, район озера Чад, ибо только здесь, в местности, богатой водоемами и растительностью, могли водиться носороги. Некоторые ученые считают Агисимбу северным Суданом, который назывался «нильской Эфиопией». Во всяком случае, по мнению одного французского историка, Агисимба — это самый южный пункт, до которого когда-либо ходили древние в Центральной Африке». Что касается Флакка, то он, как сообщает Птолемей, также шел из Гарамы и через три месяца пути к югу от страны гарамантов пришел к эфиопам. За указанное время Флакк мог прибыть либо в Кордофан, либо в Дарфур, что уже может считаться большим географическим достижением, хотя в основе его похода лежали военные мотивы.
Личность Флакка, как и Юлия Матерна, истории неизвестна. Например, существовал К. Суэллий Флакк, римский наместник Нумидии, воевавший в 85 или 86 году против насамонов, которые жили севернее гарамангов. Некоторые ученые считают, что Юлия Матерна также можно отождествить с наместником Нумидии; по мнению других, он был купцом. Его достижения более значительны, поскольку в союзе с гарамантами римляне в течение четырех с половиной месяцев «исколесили вдоль и поперек всю область пустынь и добрались до страны Агисимба, вытянутой в длину, гористой и кишащей зверями»[52].
Активные связи между населением Сахары и жителями побережья Средиземного моря дополнялись и обогащались контактами последних с другими районами юмного шара. Специальные исследования 1970–1974 годов, посвященные проблеме происхождения производительных форм хозяйства в Африке, показали, что проникновение в V тысячелетии до нашей эры в долину Нила азиатских продовольственных культур и домашних животных явилось следствием установившихся регулярных сношений Северной Африки с Восточным Средиземноморьем. «Рост городской цивилизации, появление классовых различий, письма, ремесла и монументальной архитектуры [в Египте] можно рассматривать как следствие усилившихся регулярных связей с Месопотамией и Левантом посредством торговли, переселений ремесленников и в особенности обмена знаниями и идеями политического и социального развития»[53], — пишет профессор Калифорнийского университета Дж. Д. Кларк.
51
Цит. по:
53