Феццан при всех успехах в развитии караванной торговли и поливного земледелия в оазисах был бедным краем с невежественным населением. В Сахаре большое распространение получило учение религиозного братства сенусия. Кочевникам и забытым крестьянам импонировали призывы сенуситов к простой жизни. отказу от роскоши, к священной войне против врагов ислама. Последнее воспринималось в народе как призыв к священной войне против османского и любого другого иностранного господства и даже как отказ от уплаты налогов и просроченных платежей ростовщикам: ведь ростовщичество запрещено исламом.
Братство сенусия названо по имени Мухаммеда ибн Али ас-Сенуси, мусульманского аскета и богослова, родившегося в 1787 году в городе Мостаганем (Алжир). Он изучал каноны ислама в центрах мусульманской учености в Алжире и Тунисе, совершил паломничество и Мекку и путешествия в Египет и Ливию, сошелся со сторонниками местных дервишских орденов кадирия и рахмания и стал суфием, т. е. мистиком ортодоксального ислама. Проповеди Мухаммеда ас-Сенуси во имя прославления ислама и его распространения среди и язычников, к которым они относили в основном коренное население Северной Африки, простота его взглядов, понятная широкому населению, особенно кочевникам Сахары и немногочисленному населению ее редких оазисов, способствовали быстрому росту его авторитета. Скоро вокруг него объединилась группа сторонников. которые беспрекословно подчинялись своему вождю, почитая это за высшую добродетель.
В 1837 году в пригороде Мекки Мухаммед ас-Сенуси основал религиозно-административный центр своего братства — «завию», т. е. «обитель». Братство сенуситов росло и крепло, и в 1843 году в городе Эль-Бейда (Киренаика) была основана первая завия на североафриканской земле.
Простая и понятная простому люду идеология сенуситов, авторитет бескорыстного основателя братства привели к тому, что число завий росло не только в Ливии, но и в других странах Северной Африки. Завии сенуситов появились в Каире, Александрии, Хартуме и других городах. Но больше всего их было, разумеется, в Ливии. По свидетельству советского историка Н. П. Прошина, к концу XIX века только в Киренаике насчитывалось 45 завий, в Триполитании — 28, в Феццане и оазисе Куфра —21 завия[57]. Самое большое число обителей было в пустынных районах, где они создавались по инициативе шейхов племен и самого населения, и особенно в тех местах, где часто случались столкновения и междоусобицы, причем именно завии и их руководители брали на себя роль миротворцев. Часто обители возникали в оазисах и на пересечении караванных троп: именно здесь, где встречались кочевники и торговцы, нередко требовалось вмешательство авторитетного мусульманского богослова, чтобы погасить возникшую ссору либо скрепить достигнутую договоренность или сделку.
В Мурзуке, у подножия холма, на котором стоит средневековая крепость, мы встретили группу ливийцев, выходивших из мечети после пятничной молитвы. Пока мы заливали воду в радиатор перегретого мотора из предусмотрительно захваченной канистры, около нас остановилось несколько ливийцев. Слово за слово, и скоро мне удалось завести разговор на религиозную тему и о завии сенуситов, хотя от беседы о самом братстве они уклонились. И это вполне понятно. Ведь в в сегодняшней Ливии братство сенусия запрещено, и их святыни в оазисе Джагбуб на востоке страны разрушены.
Центром каждой завии была мечеть и кораническая школа при ней с одним-двумя учителями. Часто учителем являлся сам настоятель мечети — шейх или его заместитель. Национальный герой Ливии Омар Мухтар был настоятелем мечети в завии. В обязательном порядке обители имели комнаты для приезжих и бедных паломников. Впоследствии, по мере развития завий, они обрастали хозяйственными службами: складами провианта, конюшнями, лавками. Нередко главы местных племен, желая подчеркнуть свое благочестие, а иногда и заручиться поддержкой влиятельных богословов, строили при завии свои дома или передавали в ее пользование участок территории своего племени. Завия и все ее строения, включая колодцы и цистерны для воды, как бы далеко они ни находились, считались священным местом, где нельзя было применять оружие, затевать ссоры, совершать непристойные поступки, противоречащие канонам ислама и заветам пророка.
Орден сенусия удачно использовал уже сложившуюся в Северной Африке религиозную ситуацию. В этих районах глубокие корни пустил культ марабутов, прославившихся благочестивыми делами и приписывавших себе происхождение от какого-либо святого. Слово «марабут» происходит от «рибат» («крепость», «обитель»), Поэтому марабутом вначале называли воина-монаха, воителя за идеи ислама. Со временем марабуты объединялись в группы, сливались с местными племенами или селились на их территории, оказывая им услуги, защищая их караваны и колодцы. Среди марабутов пыли выдающиеся богословы и проповедники. Их могилы в оазисах, около колодцев и караванных троп с купольными гробницами были приспособлены к нуждам сенуситов. В отличие от официального ислама, относившегося с ревностью, а иногда и с явной неприязнью к этому противоречащему единобожию культу марабуьов, сенуситы выступили проповедниками их идей, став их духовными наследниками и последователями. Этому способствовало и то обстоятельство, что два видных богослова в Киренаике — Ахмед Сакури и Мартади Фаркаш — марабуты «биль барака», т. е. «носители власти с благословения Аллаха», поддерживали Мухаммеда ас-Сенуси. Впоследствии марабуты были включены в состав братства сенусия, которое удачно соединило влияние марабутов и авторитет Мухаммеда ас-Сенуси.
Таким образом, в XIX веке на территории Ливии, особенно в ее южных районах, включая Феццан, появилась могучая религиозно-светская организация.
Такая ситуация привела к тому, что количество марабутов, т. е. лиц, считавших своим долгом и основным занятием защищать ислам и его последователей, ныло довольно большим по отношению к остальному населению. В начале XX века в Триполитании и Феццана из 0,5 млн. жителей насчитывалось 114 тыс. марабутов. В самом Феццане, по данным на 1950 год, большая часть населения племен причисляла себя к марабутам. Так, в племени мегара, насчитывавшем 2600 человек, 1690 были марабутами, а из 2350 человек племени хасна 1665 составляли марабуты. При этом высокий процент марабутов был характерен не только для арабских племен Феццана, но и для туарегов: туарегское племя ораген (1050 человек) включало 800 марабутов, а 450 человек племени имангассатен — 210 марабутов. Стоит ли тогда удивляться тому, что влияние ислама и его предписания столь глубоко проникли в народные массы, а его каноны сегодня, как правило, отождествляются с племенными традициями местного населения?!
В СТОЛИЦЕ ТУНИСА
В городе Тунис мы оказались в феврале, преодолев 700 километров от ливийской столицы до тунисской. Мы добирались почти целый день с заездом на остров Джерба. Я не ставил себе задачу специально собирать информацию по этнографическим проблемам арабских народов. Но это случилось, именно случилось ненароком, в пути, в процессе бесед с крестьянами и ремесленниками, забегавшими выпить чашечку кофе или бутылку кока-колы в придорожные ресторанчики, с владельцами небольших лавчонок, где мы делали кое-какие покупки, со сторожами и добровольными гидами римских и арабских памятников на острове Джерба, в Тубурбо-Майусе, Эль-Джеме, Кайруане, Загуане и других городах и поселках.
Мне хотелось бы отметить удивительную коммуникабельность тунисцев. Вступить в контакт с иностранцем, оказать ему небольшую услугу, ответить на вопросы, касающиеся истории страны, национального костюма или обрядов, — все это рассматривалось ими как акт гостеприимства и дружбы. Возможно, мне помогало и то, что я говорил по-арабски, интересовался, например, названиями предметов на арабском языке и тем самым автоматически выходил за рамки обыкновенного туриста, падкого на броскую, бьющую в глаза экзотику, но упускающего за этой внешней формой нечто важное для национального чувства тунисца. Поэтому моя непродолжительная поездка по стране, к которой я тщательно и долго готовился, оказалась довольно успешной и результативной.
Небольшая, уютная столица Туниса производит на меня впечатление провинциального города где-то на юге Франции. В центре Туниса — добротные многоэтажные дома с магазинами и ресторанами, занимающими первый этаж, пробки автомашин европейских марок перед светофорами, назойливая реклама. Слышна французская речь. Но это все же арабский город. Арабской вязью выписаны названия улиц и некоторых магазинов, уличные торговцы толкают перед собой тяжелые тележки, заваленные апельсинами, баклажанами, виноградом и перцем. Голосистые продавцы цветов и прохладительных напитков своей гортанной арабской речью убедительно напоминают вам о том, что вы все же в иранском городе, а не на юге Европы.