— Давайте-ка я?
Нарезав и колбасу, и хлеб, он красиво разложил кусочки на тарелке и весело протянул чашку:
— Выпьем, Ниночка, за нашу скорую победу?
От двух глотков сладкого, приятного на вкус вина к щекам прихлынула кровь и немножко закружилась голова.
— Чего же вы ничего не едите-то? Вы закусывайте, закусывайте! — Алексей Иванович торопливо пододвинул тарелку. Наломал целую плитку шоколада. Заметив осторожно отломанный кусочек хлеба, положил много-много колбасы на хлеб и протянул. Колбаса была сказочно вкусной, пахла, прямо как в детстве.
— А вы, Алексей Иванович?
Улыбнувшись своей необыкновенной ярко-белозубой улыбкой, он кинул в рот малюсенькую корочку хлеба и принялся весело жевать.
— Вы зовите меня Лёней. Ладно? Я так привык. Меня мать так звала.
— Хорошо.
— Ниночка, а вы, чего же, совсем одна здесь в квартире живете?
— Нет, конечно. Просто соседка каждый день работает в ночную. Мы с ней и не видимся почти что. А тетя Поля уехала к сыну. Он сейчас лежит в госпитале, в Смоленске.
— Это родственница ваша?
— Нет… можно сказать, моя бывшая няня.
— А родители-то ваши живы?
Добродушный Алексей Иванович расспрашивал с большим участием и, конечно же, не хотел довести до слез, напомнив о родителях, но ответить на его последний вопрос уже не было сил.
— Вы чего-то опять загрустили? — Придвинувшись вместе со стулом, он бережно взял за руку и попытался заглянуть в глаза. — Чего это с вами? Да вы никак плачете?
— Нет-нет, ничего!
— Ну, мне-то скажите, чего с вами?
— Простите меня, пожалуйста, но я ничего не могу с собой поделать! Все время хочется плакать! Потому что сегодня два года… как умерла моя мама. Простите меня!
Он не дал убежать — еще крепче сжал пальцы, притянул к себе.
— Это вы меня, дурака, простите, что я вас спросил. — Серые, с искорками, глаза были близко-близко. И было в них столько сострадания и теплоты, что руки как-то сами собой обняли его за шею. Такого доброго, большого, сильного.
— Если б вы знали… как невыносимо… как тяжело!
— Ниночка, Ниночка, не плачьте… не плачь… бедная ты моя… красивая моя…
3
Опять мела метель, и, выбежав из дверей Почтамта, она сразу увидела, как в вихре снежинок, стряхивая кожаной перчаткой снег с погон, прохаживается по тротуару статный военный с чемоданчиком в руке. Заметил — просиял, милый, и кинулся вверх по ступенькам:
— Ниночка! — Стал целовать, никого не стесняясь. — Ненаглядная моя!
— Ленечка, неудобно. Кругом люди.
— Имею полное право! Ты же моя жена! — Ленечка все-таки отстранился, но еще долго-долго смотрел в глаза, потом снова настойчиво обнял за плечи. — Нин, давай в ресторан пойдем, отметим нашу свадьбу?
— Ты прости, пожалуйста, но я не одета. Пойдем домой, хорошо?
— Есть, товарищ командир! — Конечно же, он сразу согласился, лукаво подмигнул, а она, кажется, густо покраснела.
Три сумасшедшие ночи они спали — почти что не спали — на полу, возле еле теплой батареи, потому что вдвоем с плотным Ленечкой никак не умещались на узкой кушетке за шкафом. Накидали на пол все, что было, извлекли и ветхие, потраченные молью пальто со дна бабушкиного сундука. Получилось на удивление удобно и мягко, но она все равно не могла сомкнуть глаз, взволнованная незнакомой близостью жаркого мужского тела, запахом табака, легким похрапыванием, и боялась пошевельнуться, чтобы не нарушить Ленечкин по-фронтовому чуткий сон.
«Бабушкины пальтишки» так и лежат на полу, словно только и ждут, когда ворвется нетерпеливый Ленечка, быстро закроет изнутри дверь на витой длинный ключ и подхватит на руки свою счастливую, смеющуюся жену.
— Подожди, подожди!
— Ждать после будешь, когда уеду!..
Любит ли она своего милого Ленечку, она и сама еще разобраться не может. Все произошло так неожиданно, так стремительно! И что, в сущности, она знает о любви? В кого могла влюбиться? Мальчики из двора и школы, те, кто был постарше, ушли в ополчение и почти все погибли. Как же их жалко! И ровесники уже воюют.
В книжках, скажем, у любимого Тургенева, чувства героев совсем иные, возвышенные, романтические, вовсе не такие, как у них с Леней. Может быть, это не любовь, а страсть? Когда от каждого прикосновения бьет током, делается жарко и уже не принадлежишь себе, растворяешься в нем и забываешь обо всем на свете. А минуты без его объятий кажутся пустыми, бессмысленными. Вот Ленечка лежит и спокойно покуривает, а хочется снова прижаться к нему, потереться щекой о крепкое плечо, поцеловать в теплую шею.