– Но ведь вы же были ранены, – напомнил ему Пэл.
– Ну и что? Вам ведь известно, что мы, солдаты, сделаны из самого прочного дерева, и даже если нашу кору проткнуть в нескольких местах и мы потеряем немного сока, мы лишь плотнее погрузим корни в землю и будем продолжать шелестеть листьями.
– Я тоже очень рада, что у вас все в порядке, – проговорила Алира и поклонилась Кааврену. – В особенности потому, что мне известно, каким образом вы получили свои ранения. Уверяю вас, я глубоко сожалею о том, что судьба сделала вас и моего отца врагами.
Кааврен развел руки в стороны ладонями вверх.
– Большая честь иметь хорошего врага, а старые друзья становятся самыми лучшими врагами. Но скажите, куда вы оба направляетесь?
– Ну... я не знаю, – признался Пэл. – По правде говоря, мы тут разговаривали и позволили нашим ногам идти туда, куда им вздумается, – правда, Алира?
– Чистая. А вы, Кааврен? Куда вы идете?
– У меня нет никаких срочных дел, – ответил Кааврен. – Следующие двадцать или тридцать минут я могу целиком и полностью посвятить вам, друзья мои.
– В таком случае, – проговорил Пэл, – давайте найдем местечко, где мы можем устроиться поудобнее и немного поболтать.
– С удовольствием, – ответил Кааврен.
– Отличная идея, – заявила Алира.
– Пройдите вот сюда, я знаю одну комнату, где его величество любит вести переговоры. И хотя я совершенно точно знаю, что во дворце очень тонкие стены и здесь следует держать рот на замке, я уверен, нам есть о чем поговорить. Мне кажется, множество тем мы можем спокойно обсуждать вслух.
Алира и Пэл немедленно согласились с ним, и Кааврен повел их в Седьмую комнату, которая (так уж случилось) находилась неподалеку от того места, где они встретились. Они подошли к двери и собрались постучать, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь внутри, когда дверь распахнулась и они увидели озабоченное лицо премьер-министра. Кааврен не ожидал его там встретить, и потому его лицо приняло еще более суровое выражение, чем обычно. Джурабин бросил на него один взгляд, побледнел и вскричал:
– Что? Вот до чего дошло! Значит, меня арестуют и забудут, как несчастную Беллор? Даю вам слово джентльмена, капитан, я не совершил никакого преступления и ни в чем не виновен! О... да тут леди Алира! Значит, все известно. Слишком поздно! Я погиб!
Кааврен удивился монологу, но тут же почувствовал сострадание к премьер-министру, который за такое короткое время превратился из человека, принимающего решения, в слабого, нерешительного придворного, отчаянно мечтающего только об одном – остаться в фаворе у императора. В тот момент, когда Кааврен собрался объяснить, что они просто собирались посидеть и немного поболтать в Седьмой комнате, и уже открыл рот, чтобы это сказать, он почувствовал, как Пэл схватил его за руку и прошептал на ухо:
– Подождите, друг мой... пусть он говорит!
Однако Джурабин замолчал и, встав перед Каавреном на колени, принялся лепетать что-то нечленораздельное. Кааврен взглянул на Пэла, пытаясь понять, что придумал на сей раз умница йенди. Пэл шагнул вперед и заявил:
– Да перестаньте, друг мой, ваши дела совсем не так плохи.
– Почему? – удивился Джурабин, который поднял голову, услышав незнакомый голос. – Кто вы?
– Какое это имеет значение? – загадочно проговорил Пэл. – Важно только то, что вы еще можете спасти себя от позора и ареста.
– Еще не поздно?
– Ни в коем случае, – заверил его Пэл. – Мы только хотим задать вам парочку вопросов, и, если вы ответите на них честно, возможно, все этим и закончится, а вы спокойно вернетесь к его величеству, словно нашего разговора вовсе и не было.
Джурабин нахмурился, неуверенно поднялся на ноги и задумался. Однако Пэл быстро затолкал его обратно в Седьмую комнату, усадил в кресло и сказал:
– Ну, нечего терять время попусту. Вам известно, что нас интересует. Итак, что вы нам сообщите?
– В каком смысле? Вы думаете, будто мне есть что сказать?
– Мы же сюда пришли, – заметил Пэл.
Джурабин посмотрел на Алиру, затем медленно обвел взглядом остальных, и, хотя он произносил какие-то звуки, при некотором приближении напоминающие слова, понять, что он говорит, не представлялось возможным.
Кааврен наклонился к Пэлу и прошептал:
– Что вы пытаетесь узнать?
– Все, что ему известно, – так же шепотом ответил Пэл.
– Ча! Он же премьер-министр, откуда ему хоть что-нибудь знать!
Пэл нахмурился.
Мы сочувствуем читателю, который наверняка не забыл, что в комнате, куда должен через несколько минут войти император Тортаалик, прячется убийца, и читатель, вне всякого сомнения, хочет узнать, как будут разворачиваться события. Как мы уже имели честь заметить, наше сочувствие велико, но мы вынуждены настоять на том, что если читатель стремится понять происходящее, а не только получить фактические сведения (в данном случае мы имеем в виду события в Портретном зале и наше повествование в целом), он непременно должен стать свидетелем разговора между Каавреном, Пэлом, Алирой и Джурабином с Седьмой комнате.
Итак, мы продолжаем и заметим, что Пэл – осторожный, холодный, замкнутый Пэл – был в отчаянии. Как только ему сообщили, что при дворе плетется заговор, целью которого является внести смятение и нарушить спокойное течение жизни придворных и самого императора, он немедленно решил, что должен обнаружить, кто за ним стоит и зачем ему это нужно. Он взял на себя такую непростую задачу по нескольким причинам: во-первых, будучи настоящим другом Кааврена, Пэл искренне желал ему помочь; во-вторых, ему нравилось находить ответы на сложные, запутанные вопросы и ужасно хотелось узнать, кто дергает за веревочки и заставляет весь двор плясать под свою дудку. Впрочем, имелась и третья причина – Пэла беспокоило благополучие Империи. Он прекрасно знал, что политика – вещь хрупкая, и маленькая ошибка иногда может иметь последствия для нескольких поколений.
Но самое главное, Пэл понимал, что его собственным устремлениям не суждено сбыться, если будет урезано финансирование Академии Доверительности, поскольку именно с ее помощью он намеревался подняться по общественной лестнице и реализовать свои амбиции. А уж этого у него было больше чем достаточно! Таким образом, две проблемы – уменьшение фондов и волнения при дворе – внушали Пэлу серьезные опасения, что ступеньки, по которым он собирается взбираться на вершину пирамиды, во-первых, покрыты льдом; во-вторых, разбиты и выщерблены в самых неожиданных местах; а в-третьих, вообще расшатаны и весьма ненадежны.
Поэтому, прежде чем продолжать заниматься своими планами, тщательно выношенными и далеко идущими, он желал убедиться в том, что влияние и власть при дворе надежно сбалансированы. Однако именно баланс и был нарушен, когда возник заговор, на след которого Пэл никак не мог выйти.
Несмотря на то что Кааврен, разумеется, не догадывался о планах Пэла, он видел, в какие пучины отчаяния погрузился его друг, и это открытие произвело на него ошеломляющее впечатление. Из всех его знакомых Пэл был единственным, у кого всегда имелись какие-то идеи, он понимал, что происходит вокруг, или, по крайней мере, знал, как получить нужную информацию. Сам Кааврен считал, что самая лучшая тактика заключается в том, чтобы переворачивать каждый камень, пока не найдешь тот, под которым спрятан ключ, а потом проверять все двери, пока не найдешь ту, к которой этот ключ подходит. Сейчас он с беспокойством обнаружил, что именно этим Пэл и занимается.
Кааврен был так удивлен, что решил помалкивать. Он только смотрел на своего друга, причем его лицо напоминало стену, с которой только что сняли одну-единственную картину, ее украшавшую. Алира, хоть и отличавшаяся незаурядным умом, Пэла не знала; а посему не понимала, что происходит. Алира считала, что йенди разыгрывает какую-то сложную игру, и решила помогать ему всеми доступными ей способами. Несмотря на то что она доверяла этому йенди не больше, чем любому другому йенди, она догадалась, сейчас его интересы совпадают с ее собственными.