— Он же совсем молодой, лет восемнадцать, наверное. — Стив за моей спиной всхлипнул и прикрыл ладонью рот. — Филлипс… Думаете, он…
Тошнота усилилась. Я видел пятна крови на ковре в его кабинете, я слышал разговоры заключенных.
Вот я и нашел заключенного пятьсот пятьдесят семь.
***
— Как твоё имя, сынок? — грозно спросил тюремный колдомедик Живодер.
Парень молчал и только смотрел на него тёмными, почти черными глазами: они гипнотизировали и внушали страх. Сквозь них как будто виднелась изнанка мира.
— Послушай, парень. — Я мягко хлопнул его по плечу, но он по-птичьи повел подбородком, и мне пришлось её одернуть. — Филлипс мёртв, тебе больше нечего бояться. Я просто хочу знать, как тебя зовут. Если ты — невинная жертва, то тебе окажут помощь и отпустят. Если же ты — преступник, то мы расположим тебя со всеми, согласно тяжести твоего преступления. Никто больше не запрет тебя в подземелье одного, хорошо?
Парень протянул руку и коснулся рукава моего сюртука тонкими белыми пальцами с обкусанными до мяса ногтями.
— Ты понимаешь меня? — на всякий случай я не двигался, чтобы не испугать.
Он погладил пальцами грубую ткань формы, склонив голову вбок, потом спустился на кожу руки, покрасневшую и обветренную от холода и сквозняков. Ощущения были такие, словно я засунул руку в банку с холодным пламенем.
Я решил, что нужно дать ему время.
Живодёр позади хмыкнул, но не вмешался — в разговорах с психами он понимал чуть меньше, чем я. Хотя и с нормальными людьми я бы его наедине не оставлял. Не зря он заслужил свое прозвище.
— Ты в безопасности со мной. — Я слегка сжал его пальцы и улыбнулся, глядя прямо в жуткие глаза.
Вдруг мне почудилась искорка сознания в них.
— Ты обещаешь? — с треском нарушил тишину его голос. Он хрипел, да так сильно, словно его горло давно сгнило изнутри.
Возможно, так и было.
— Я обещаю тебе справедливость. — Я всё же положил свободную руку на его хрупкое, костлявое плечо и слегка сжал.
— Том. Больше ни.ч.го.
Я прикрыл глаза, вспомнив дату закрытия яруса: девяносто второй год. Он точно не мог сидеть там с того времени.
— Сколько же тебе лет? Ты что, там родился? — нетактично присвистнул Живодёр, будто прочитав мои мысли.
— Мне… — Том закашлялся, его рукав окрасился в красный, когда он провел им по губам. — Я не знаю…
Колдомедик направил на него палочку и прочистил его легкие заклинанием.
Я пригляделся к нему повнимательней.
Белое худое лицо с запавшими глазами, искусанные полные губы с хлопьями сухой кожи, длинные темные волосы, в распущенном виде доходящие до поясницы, реденькая темная борода.
Но под этими волосами и истощением угадывался молодой человек, а не взрослый мужчина.
— Интересно. — Колдомедик не удовлетворился внешним осмотром и помахал над ним палочкой. — Ему тридцать восемь. Хорошо сохранился в подземелье-то. Может, это твой родственник, а, Гарри?
Я только фыркнул. Нашего Живодера не впечатлил бы и вампир, любящий какао, а не кровь. Я тоже совсем не выглядел на свои тридцать четыре, будто застыл во времени, и нельзя было сказать: двадцать мне лет или сорок.
Удивляться чему-либо в волшебном мире я давно разучился.
— Фамилию помнишь? Как ты попал туда?
Том снова закашлялся.
— Слушай, Гарри. Давай я его подлатаю, а потом ты допрос устроишь. Мужик в шоке, он в подземелье столько лет проторчал! — Живодёр укоризненно на меня посмотрел.
— Идёт, — мне стало совестно. Раз уж даже Живодёр включил остатки своей совести… Парень может и не преступник вовсе. — Я пришлю чистую одежду и еду.
***
Сопоставив номера заключенных с переклички со списком поступления, я нашел этого загадочного Тома.
Том Риддл, номер 000557, дата поступления: 20.06.1992, № дела: -.
В картотеке не нашлось его дела, вообще ничего не было, словно кто-то просто решил поместить его сюда без всякой причины.
Я вспомнил улыбку на тонких сухих губах и гадостный взгляд мутно-зеленых глаз надзирателя Филлипса.
Больной ублюдок и садист. Двадцать два года! Это просто не укладывалось в голове.
Я отправил запрос в министерство для Кингсли, чтобы он проверил всех «потеряшек» за тот год, и отправился в больничный блок. Нет дела — нет обвинений — нет необходимости обращаться с ним, как с преступником.
— Мы не можем допустить, чтобы пресса узнала об этом, — прошептал мне на ухо Джонсон, когда мы стояли и наблюдали за тем, как Живодер ловко приводит Тома в порядок.
— А если его ищет семья? Мы не можем прятать его тут. Мерлин! Он же двадцать долгих лет был узником Азкабана, — прошептал я в ответ и закашлялся.
Эти сквозняки и холод сведут меня в могилу раньше, чем Амбридж покинет свой пост.
— Тогда нужно все скрыть! Может, отправим его потихоньку в Мунго? У меня там зять работает, он всё устроит по-тихому. — Джонсон достал из кармана кожаную фляжку и протянул мне.
Я сделал глоток обжигающей густой жидкости со вкусом малины, и кашель отступил.
Подстриженный и умытый Том без волос выглядел очень юным и беззащитным. Неужели ему тридцать восемь? Я никогда не задумывался, что думают обо мне люди, сталкивающиеся с моим реальным возрастом.
— Я не могу. — Я покачал головой и сделал ещё глоток из фляжки. — Я отправил запрос Кингсли, он найдет его семью. А пока он поживет у меня.
Когда решение было принято, стало легче на сердце. Я не мог мучить человека, пережившего такой кошмар. На Гриммо достаточно места для нас двоих. Даже если в гости нагрянут друзья, Тома легко будет спрятать наверху.
— Ты ещё пожалеешь об этом, — поджал тонкие губы Джонсон. — Мы все сейчас висим на волоске, не время для игр в благородство, Гарри. Нужно закрыть его где-нибудь подальше.
— Я уже все решил, патрульный Джонсон. — Я упрямо выпятил подбородок и с вызовом на него посмотрел.
Он не ответил на вызов и склонил голову.
— Привет, Том. Как у него дела, Ларри? — я стремительно зашел в светлый бокс. Воздух тут был сухой и теплый, дышать им — одно удовольствие, несмотря на запах зелий.
Том неподвижно сидел на кушетке, облаченный в больничную робу. Взгляд его скользил по стеллажам с лекарствами, но он словно мысленно всё ещё был там, в подземелье, и не слышал моего вопроса.
Живодер отвел меня в сторонку, тронув за локоть.
— Слушай, я не обнаружил следов насилия, Гарри, — прошептал он прямо мне на ухо, обдав кислым дыханием. — Но Филлипс последние пару лет еле ноги таскал. Если что-то было больше года назад, я не могу это обнаружить, так что… Только он знает, что с ним делали. И я не уверен, что он что-то расскажет: он вообще неразговорчивый. Без тебя и двух слов не сказал.
— А пятна? У него по всему телу были пятна, как будто его долго и часто били… — меня передернуло, когда я вспомнил эти рябые темные кляксы на белой тонкой коже.
— Это лишай, — хмыкает колдомедик. — Грибки любят теплые влажные местечки, Гарри. Но я все уже убрал, это — пара пустяков.
Я подошел к Тому и легонько хлопнул его по плечу, опасаясь, что от слишком сильного толчка он разлетится в дребезги, как тончайший узорный витраж.
— Том? Я выяснил твою фамилию — Риддл. Помнишь об этом что-то?
Он дернулся и посмотрел на меня дикими глазами.
— Это я — Гарри. Узнаешь меня? — почти прошептал я, чтобы не напугать его ещё больше.
— Да, — его голос уже не так ужасен. — Тут так… непривычно. И пахнет вкусно.
— Да, согласен с тобой. — Я не успел себя одернуть и погладил его по коротко обстриженным волосам. Оказалось — они каштановые, с мягким красноватым отливом. С такой стрижкой он выглядел ещё более хрупким и беззащитным, и мне остро захотелось обнять его, спрятать от всего мира, сказать, что Филлипса больше нет и его никто не тронет. — Послушай, Том. Мы не можем связаться с твоими родными, но и в тюрьме ты остаться не можешь, потому что твоя вина не доказана. Мы могли бы отправить тебя в госпиталь Святого Мунго, или, если ты не хочешь этого, можешь остановиться у меня, пока не отыщется твоя семья. Что скажешь?