— Гарри, а ты что будешь делать, когда все закончится? — отвлек меня голос Рона. — Мы с Гермионой решили, что заведем третьего ребенка. Я уволюсь из Аврората и стану заниматься детьми, а Гермиона уйдет из отдела правопорядка в Визенгамот. Мы слишком мало времени проводили с ними. Хотели заработать больше денег… Я жалею, что пропускал матчи Хьюго.
Я улыбнулся, подумав, что так действительно будет лучше: Рон в детях души не чаял и готов был возиться с ними сутками, в то время как Гермиона отчаянно хотела реализовать свои таланты. Кто сказал, что отец не может быть домохозяином? Очень даже может.
Я задумался и о своей жизни, и перед глазами сразу возник Том, спящий в кресле у камина с раскрытой книгой в руках.
— Я уволюсь и стану отшельником, — мечтательно улыбнулся я. — Мы с Томом купим домик на берегу моря, заведем сад, собаку, и будем встречать рассветы, сидя на крыльце. Он будет изобретать заклинания, а я начну писать книгу.
Я вспомнил свои размышления о написании мемуаров и это вдруг показалось мне хорошей идеей.
— Вот как? И как же будет называться эта книга? — удивилась Гермиона.
— Пока не придумал, — я пожал плечами. — Но эту книгу никто не сможет прочитать, пока я жив.
На все их вопросы я лишь загадочно улыбался.
Я решил, что обязательно напишу всю правду, без прикрас и глупых метафор.
***
Во внутреннем дворике для прогулок мелькали разноцветные вспышки, каких эта крепость, должно быть, не видела лет сто, с последнего массового бунта.
— Перестраивайтесь, перестраивайтесь, вы же видите, что слева вас поджимают! — орал я, усилив голос сонорусом. — Второй отряд, что вы как голуби бестолковые мечетесь?
Заключенные, конечно, оказались весьма посредственным боевым материалом: вертели головами по сторонам, как растерянные совята, бестолково осыпали противника градом проклятий, забывая про защиту, и вообще не понимали, куда себя деть.
Я гонял их уже две недели, а результаты были весьма плачевны.
— Слушай, не такие уж они и бестолковые, — сочувственно говорил Рон, который в дополнение к аврорской подготовке обладал неоправданно высокой оптимистичностью. — По крайней мере, уже понимают, как работать в отряде.
От его утешительных речей я впадал во все большую тоску.
За куполом разместились около двухсот первоклассных бойцов, против которых я собирался выставить необученных, слабых гражданских. Все равно что в загон к гиппогрифам кинуть котят.
— Кингсли успеет собрать достаточно бойцов, — утешал меня старина Додж. — У нас в запасе ещё две с половиной недели, мы их натаскаем. Эх, жаль старик Грюм помер, вот кто умел учить новобранцев.
Я вспомнил, как Грюм учил меня, и передернулся. Он отбирал у меня палочку и заставлял уворачиваться от Круциатуса.
— Наши ранимые заключенные не вынесли бы его педагогических методов, — криво улыбнулся я, вспоминая колдофото мест преступлений. — В голове Грюма очень быстро бы застряли молоток, топорик и может даже олений рог.
— Олений рог? Это же как надо ударить…
Я решил не уточнять, что бить надо в глаз.
— На сегодня хватит, пора ужинать! — наконец объявил я громко. Горький опыт с Робином Джонсоном научил меня прислушиваться ко мнению всех без исключения, поэтому я созвал собрание после ужина.
Семьдесят человек не могли уместиться в моем кабинете или дежурной, поэтому пришлось открыть старый, неиспользуемый уже лет двести зал, в котором раньше, кажется, и проводились подобные собрания: посередине стоял большой каменный стол, растрескавшийся, но все ещё сохранивший следы узорчатой обработки. С потолка свисали клочья паутины, факелы не освещали темные углы, и было слышно, как где-то капает вода.
— Итак, я вынужден поднять один важный вопрос, — начал я, сев во главе стола. Из какого-то полудетского озорства я переплел руки на столе и посмотрел на собравшихся поверх круглых очков, подражая Дамблдору. Никто даже не улыбнулся — все уже позабыли привычки старика. — Нам нужен командир. Тот, кто будет координировать деятельность отрядов во время боя. Кто готов предложить свою кандидатуру?
Повисла неловкая тишина.
— К-хм, надзиратель, сэр, — заговорил один из патрульных. — А как же вы?
Многие согласно закивали: мои подчиненные и друзья в основном. Но не все были с ними солидарны.
— Я, конечно, опытный боец, но стратег из меня не очень хороший. В этом великолепен Рональд Уизли, поэтому я выдвигаю его кандидатуру. — Я сделал свой ход конем и заметил, как согласно кивнули те, кто не одобрил меня.
— Ты чего, Гарри? — побледнел Рон. — Как стратег скажу тебе — это паршивая идея! Я совсем не знаю местность, в отличие от тебя, я не имею авторитета у заключенных, в отличие от тебя, а самое главное, я не могу так быстро ориентироваться в живом бою! Я могу составить стратегию боя заранее, но вот импровизация — нет уж, увольте.
— Да, Гарри, кто, кроме тебя? — подхватили остальные.
— Надзиратель, я выдвигаю вашу кандидатуру, — тут же решительно встал со своего места Стив. — Говорю от имени всех служащих Азкабана.
Я внимательно осмотрел всех, кто был ранее недоволен, и удовлетворенно про себя улыбнулся.
— Давайте проголосуем, если больше нет желающих. — Я сделал небольшую паузу. — Таких нет?
— За Гарри Поттера единогласно, — постановил Рон, упав обратно на стул с видимым облегчением.
Я не хотел так манипулировать ими, но это было нужно, чтобы выявить Джонсонов ещё на подлете и обезвредить их. Негативный опыт учит быстрее позитивного.
— Почту за честь, — сухо сказал я, коротко кивнув.
Я вернулся в кабинет, чтобы забыться сном на пару тревожных часов. На душе было неспокойно, я всем телом чувствовал, что грядет серьезная буря: мое тело словно научилось их предсказывать. Не то чтобы я слишком страдал, но противное нытье в коленях и какое-то напряжение в середине лба не добавляло радости в мою жизнь.
— Гарри, можно? — В дверь постучали, вырвав меня из полудремы.
Я узнал голос Колина Криви.
Вот только его сейчас не хватало.
— Войди, — буркнул я, рывком садясь на диване, откинув одеяло. А ведь только забылся, только начал проваливаться в спасительную бездну на дне глаз Тома…
Колин изменился со времен наших с ним неудачных взаимоотношений, точнее, одного взаимоотношения: раздался в плечах, коротко остриг кудрявые блондинистые волосы, набил на шею тату с защитными рунами, и что самое главное — утратил детскую восторженность и наивность. Теперь его улыбка редко согревала окружающих, а в глазах притаилась тоска.
— Извини, что поздно, — замялся он у двери на мгновение, но потом все же резко её захлопнул и подошел ко мне. — Я хотел извиниться.
Мне было лень одеваться, да и смысла в этом не было — что он, не видел меня без рубашки? Поэтому я просто пододвинул одеяло, приглашая его сесть на диван.
— За что это? — устало спросил я, пряча зевок в ладони.
— За… — Колин опустил голову. — За то, что осуждал. Если бы ты не сделал этого, мы бы сейчас голодали… Извини. Я не сомневаюсь теперь, что только ты приведешь нас к победе.
Я заподозрил что-то неладное. Слишком уж он был взволнован, слишком часто закусывал губы, слишком нервно мял в пальцах подол своей мантии.
— Спасибо, Колин. Я не виню тебя и других. Правда. Это все? — Я очень надеялся, что он сейчас уйдёт. Очень.
— Нет, я просто… — Колин вновь замялся, и я чуть не зарычал. — Хотел сказать, что тебе идет быть надзирателем. Лидером, точнее, — его щеки заалели. — Не думал, что кому-то могут так идти черный сюртук и щетина. Ты стал таким жестким, даже не верится.
— Спасибо. Ещё мне идет здоровый сон. — Я решил до последнего делать вид, что не понимаю, к чему он клонит, чтобы сохранить остатки его гордости.
Колин вскинул голову и я увидел в его лице ту самую сумасшедшую решимость, которая в прошлый раз привела меня в его постель.
— Знаешь, скоро я могу погибнуть. И ты тоже. Мы все можем умереть, и я… Гарри, я все ещё с ума по тебе схожу! — и он буквально кинулся на меня сверху.