Он опрокинул первую порцию залпом и даже не поморщился.
— Нет. Конечно, нет.
— А о чем тогда? — у меня что-то сжалось в груди.
Мерлин, все же было так хорошо: рукопись, кот, кафе, прогулки в парке, тайные мечты о собаке, ужины у Уизли. Я почти убедил себя, что смогу жить с этим чувством, но без Тома, что смогу при встрече с ним вести себя достойно, чтобы потом никто не посмел смотреть на меня с жалостью, словно на безногого щенка.
— Я видел, как ты смотришь на меня, — спокойно сказал он, сам себе наливая новую порцию до краев. — Там, в Министерстве.
— Да? И как же?
— Ты все ещё хочешь меня.
Я крепче сжал стакан и попытался дышать размеренно. Его голос стал обволакивающим, завораживающим, вкрадчивым, и мой организм тут же решил меня предать. Он сказал «хочешь», а не «любишь», как будто отрицал сам факт моих к нему чувств.
— И ты ради этого вломился в мой дом? Сообщить мне эту новость? — я разозлился. Он не имел права вести себя так самоуверенно, так холодно по отношению ко мне, после того, как оставил меня! Я так долго пытался выкинуть его из головы, черт побери! — Уходи, скоро вернётся Колин.
— Ложь, — отчеканил он, со стуком поставив стакан на стол. — Ты бросил этого мальчишку. Сразу после бала в Министерстве, когда увидел меня, не так ли? И я не вламывался. Ты всё ещё не закрыл камин от меня.
— Зачем ты это говоришь? Чего этим добиваешься? Хочешь сделать мне ещё больнее? — Я встал и оперся руками на столешницу, возвышаясь над ним.
— Конечно, нет. — Он вдруг тоже поднялся, и наши лица оказались непозволительно близко друг к другу. Так близко, что я увидел свое отражение в его зрачках, почувствовал горячее дыхание на губах, и меня повело. — Я пришел сказать, что совершил ошибку.
Я шире распахнул глаза, пытаясь уловить его чувства, понять, о чем он думает на самом деле. Этот мужчина был намного меня старше, опытней, сдержанней, и, самое главное, опасней.
И в то же время он был все тем же: жаркое безумие завораживало, тьма пугала, решительность подавляла. В паху потяжелело, да так, что пришлось сесть на стул, чтобы скрыть свое состояние.
— Ошибку?
— Да. Я не должен был позволять злости и ревности управлять мной. — Он недовольно поморщился. — Но в моей голове тогда была такая каша из воспоминаний о настоящей жизни и воспоминаний влюбленного неопытного мальчишки, что — да, я совершил ошибку.
В груди что-то сжалось.
— Я помню, — продолжил он, — как пытал магглов, как убивал магглорожденных, как наслаждался поклонением и обожанием моих сторонников. Но… — Он небрежно провел рукой по волосам и отпил из стакана. — Ещё я помню, как проснулся однажды утром в твоей кровати и смотрел на твое спокойное лицо до тех пор, пока ты не открыл глаза. Я помню, как готовил для тебя. Помню все, что думал о тебе. Помню, как желал прикоснуться… Эти воспоминания ярче всего. Так глупо… Мне почти девяносто, и я смог ощутить счастье, только потеряв память и встретив тебя.
Это был Том! Мой Том!
И плевать, сколько ему лет, будь он даже старше Дамблдора, я бы все равно протянул руку и сжал его ладонь в своей.
Он не сопротивлялся, наоборот, поспешно перехватил мои пальцы и сжал их, пристально вглядываясь в моё лицо, словно ожидал увидеть на нем отвращение и гнев.
— Я был растерян и зол. — Он мотнул головой. — Представь, как обретенные воспоминания ослепили меня, какую вызвали ярость! Я упрямо заставлял себя ненавидеть тебя и вернуться к тому, на чем остановился в восемьдесят первом, давил любую мысль о том, как я хочу вновь тебя увидеть. Я собрал те остатки Пожирателей, что ещё могли сражаться, но не увидел радости на их лицах от моего воскрешения. Только досаду и страх. Куда бы я ни шел, кругом все было другим, не таким, как тридцать лет назад. Все потеряло смысл, прошлое казалось ненастоящим, а настоящее — серым и бессмысленным. Я собирался захватить Министерство, пока вы с Амбридж воюете.
Я не был удивлен или шокирован. Я просто крепче сжал его пальцы, побуждая говорить дальше, потому что понимал, так хорошо его понимал, словно крестраж все ещё был во мне.
— Но потом Пожиратели донесли мне о неком Кингсли Бруствере, который собирает волшебников в подполье для штурма Азкабана. И я сразу, забыв обо всем, помчался туда. Сколько бы я ни заставлял себя, я все равно не смог забыть о том, что ты гниешь в Азкабане, в той же самой камере, что и я. Я потерял голову, когда он рассказал мне о вашем положении. Счет шел на минуты, я собрал всех, кого только мог, и помчался на остров, оставив Орден далеко позади. Тогда, пролетая над океаном, я осознал, что Волдеморт — мёртв, и его не воскресить. — Он покачал головой и замолчал, сделав большой глоток огневиски, словно выдохся.
Я цеплялся за его руку и чувствовал, как с каждым словом меня словно отпускают тяжелые оковы, которые я носил, сам того не подозревая.
— Я выбрал тебя, — он не выглядел довольным этим фактом. — А потом узнал, что ты встречаешься с этим Колином. Я решил, что ты просто ветреный мальчишка, как и все юнцы, подверженный бушующим страстям. Я злился на тебя и на себя за то, что в какой-то миг поверил, что у нас есть будущее. Я чувствовал себя жалким и очень старым.
Мне стало дурно, когда я представил, как это все выглядело с его точки зрения: я крутил роман с Колином и держал Тома дома, позволял ему спать в одной постели со мной, то подпуская слишком близко, то отталкивая. И ничего, ничегошеньки не объяснял.
— Вонючие носки Мерлина! — выругался я и залпом допил свое огневиски. — Я думал, что ты пришел добить нас! Помнишь, тогда, во сне? Ты был похож на монстра и намекнул, что захватишь власть, пока мы воюем! Если бы не это, я бы никогда… Я чувствовал себя преданным. Я же не знал, что ты…
— Что я переосмыслю все и передумаю, — кивнул он. — Теперь понятно. Я плохо помню тот период, я тогда только вернул воспоминания и метался между двух личностей. То, как я выглядел во сне — это моя душа, Гарри. Она такая — искромсанная, искалеченная и изуродованная. Я такой и есть, несмотря на все эти… — Он обвел рукой свое лицо и горько улыбнулся, — …молодые смазливые мордашку и тело. Я темный маг, разорвавший душу, загубивший тысячи жизней ради недостижимой утопии. Я стар, я разочарован в жизни, я…
— Мне все равно, — оборвал я его, с трудом дыша. В горле стоял ком, глаза слезились, а в груди как будто разрастался огненный шар. — Моя душа не лучше, Том. Я — не лучше. Я давно уже перешел все грани нормальности, давно принял ту тьму, что живет во мне. И в тебе тоже.
— Ты меня совсем не знаешь, — он как будто отговаривал сам себя, и мне это понравилось.
Наверняка он сомневается, что поступил правильно, наверняка боится, что, узнав его настоящего, я с ужасом убегу, поэтому я был счастлив.
Потому что тот Волдеморт из книжек никогда не боялся. Он пользовался. Будь он прежним, он бы просто соблазнил меня и удерживал рядом с собой любыми способами, и это было бы очень легко — ведь я сходил по нему с ума и принял бы все, что угодно. Но мой Том был не такой. Мой Том умел уважать чувства других, мой Том заботился обо мне.
Я чудом смог взять себя в руки. Я вспомнил, как он читал книги о воспитании детей, чтобы понять меня, как старался держать руки при себе, чтобы не нарушить моих границ. Все, что было в нем тогда — было в нем и сейчас. Это тот человек, каким бы он стал, не пройди тяжелый путь Лорда Волдеморта.
— Так позволь мне узнать, — я изо всех сил старался скрыть влажный блеск глаз.
Только бы он не оттолкнул меня снова!
Том склонил голову на бок, вновь разглядывая меня. Наверняка от него не укрылись ни слезы, ни волнение, ни надежда. В данный момент времени я представлял из себя жалкое зрелище и ничем не напоминал того мага, который кинулся в самую гущу битвы со сломанной ключицей.
— Наверное, можно попробовать. Раз уж я не могу никак избавиться от тебя, — в его голосе проскользнула нежность.
Я готов был взлететь без метлы, улыбка сама собой растянула мои губы.