Я замер.
Это уже не походило на поиски тепла и заботы. Это походило на… Гермиона бы сказала, что это неловкий флирт.
Я бы сказал, что для человека, проведшего в заточении двадцать два года, это очень даже ловкий флирт. Охренеть, какой ловкий, я бы так не смог, хоть и жил на воле.
Я поспешно отстранился от него, натянув улыбку на лицо. Стук моего глупого сердца, кажется, был слышен даже на улице.
— Да уж, принцесса из меня очень страшненькая и волосатая. — Я отшутился, но предательские мыслишки в голове закрутились волчком.
Не нужно выуживать их на поверхность. Пусть крутятся.
— Нужно придумать, как купить тебе палочку. Думаю, выводить тебя на оживленную Косую Аллею не лучшая идея?
— Нет. — Он недовольно сверкнул глазами. Я уже наловчился определять, что он чувствует, и сейчас ему явно не нравилось, что объятие кончилось так быстро.
Что всё-таки делал с ним Филлипс?
«Хватит. Пусть это останется в глубинах разума, не вытаскивай это на поверхность, Гарри».
Я просто слишком долго был один. Ерунда. Все пройдёт.
Но как бы я не отгонял от себя эти мысли, а все равно то и дело видел перед глазами лестницу, ведущую из коморки для метел вниз, слышал шепотки заключенных: «Старый пидрила вчера опять вызывал Митча, теперь он ни с кем не разговаривает. Бедный паренек»; чуял запах мокрых тряпок и редьки, смешанный с застарелым запахом крови.
Я не должен позволять себе думать о том, какие притягательные у Тома губы. Допускать такие мысли о жертве насилия неприемлемо, неправильно. Я — не Филлипс.
***
Гермиона и Рон стали что-то подозревать.
— Гарри, у тебя кто-то появился? — у Гермионы первые морщинки возле глаз. Когда она вот так щурилась, их было видно особенно сильно.
Я сидел на традиционном дружеском ужине у Уизли в честь Хэллоуина. Беспокойство сводило меня с ума — я постоянно думал о Томе, в одиночестве сидящем в библиотеке. Нужно было вновь сказаться больным и остаться дома.
— С чего ты взяла? — Я сжал вилку сильнее и постарался не смотреть вниз — тогда она точно все поймёт.
— Хм, дай-ка подумать… — Она ехидничала и это ей шло. — Может с того, что ты избегал нас последние три месяца? А сейчас сидишь, как на иголках и постоянно смотришь на часы? Или может потому, что ты, наконец-то, стал мазать свои руки мазью и они больше не похожи на руки маггловской прачки?
— Ты ещё забыла про вес, — подхватил за ней Рон.
Подкаблучник. Мог бы и поддержать меня.
— Ах, да. Ты явно стал регулярно питаться. Теперь ты, наконец-то, похож на аврора, а не на заключенного, — довольно улыбнулась она.
— Я решил взяться за своё здоровье, — к моим щекам прилил жар. — На новой должности у меня гораздо больше свободного времени.
Конечно, я набрал нормальный вес: теперь мне приходилось готовить завтраки и ужины, потому что Том не мог сходить в магазин и купить себе еды. И руки я привел в порядок потому, что ему нравилось держать меня за руку, по какой-то необъяснимой причине это его успокаивало. Как и меня.
Я был дураком. Нужно было сразу рассказать им о Томе, и мы вместе отыскали бы его семью. Но теперь объяснить им, какого черта в моем доме живет бывший заключенный и почему я мажу мазью руки ради него довольно затруднительно.
Я сам себе не хотел это объяснять.
— Гарри, друг, ну скажи нам — кто она? — Рон пихнул меня локтем в бок и трагически свел рыжие брови.
— Я пока не готов вам рассказывать, — я им не врал, но мерзкий кислый осадок все равно остался на языке.
— Что-о-о? — Рыжий подкаблучник подмигнул своей хозяйке, подзуживая её спросить меня в «стиле Гермионы».
— Мы на тебя не давим. Расскажешь, как будет «что» рассказать, — с нажимом сказала она, и Рон погрустнел.
Великолепная женщина. Нужно было отбить её у Рона в школе. Было бы нам так же хорошо, как им сейчас?
— Давайте сменим тему, — я вымученно улыбнулся. — Как у тебя на работе?
— Жуть одна, — она сразу стала серьезной и печальной. — Мне кажется, под нас кто-то усердно копает. Кто-то обыскивал мой кабинет без моего ведома, и никто ничего не видел и не знает.
— И в моих личных вещах кто-то рылся, — кивнул согласно Рон.
— Простите, это, скорее всего, из-за меня. — Я тяжело вздохнул. — Недавно ко мне приходил МакЛаген, который старший. Он довольно чётко дал понять, что если я не буду с ним сотрудничать, то долго на месте не продержусь. Поэтому сейчас все мои друзья под угрозой, будьте осторожнее, хорошо?
— Что он хотел? — Гермиона сердито нахмурила тонкие брови. Когда-то МакЛаген помотал нервы и ей.
— Насколько я понял из его расплывчатой речи, он хотел, чтобы я разрешил тестировать на заключенных какое-то новое зелье из их лаборатории.
— Совсем оборзел! — Рон стукнул кулаком по столу так, что посуда подпрыгнула, и я вместе с ней. — Этот подонок подгреб под себя всю отрасль! Цены на лекарственные сложные зелья скоро сравняются с мётлами! А теперь он хочет ставить эксперименты на живых людях?!
Мне хотелось кричать от всей этой ситуации в голос. Насколько сильно коррумпировано Министерство, если за отказ, законный отказ, вводить непонятные зелья заключённым, на меня объявили охоту?
— Он под защитой Амбридж, поэтому и делает всё, что захочет. Думаю, вас обыскивают по её инициативе, потому что меня ей не достать.
— Мерлин, когда же это закончится?! — Рон сжал бокал с вином и стиснул зубы. — Мы делаем всё, что можем, но она всегда впереди! У Ордена нет таких денег, как у неё! Дойдёт всё до того, что она разгонит Визенгамот и станет единолично править в этой стране при поддержке своих скользких друзей!
— Мы пока наращиваем силы, Рон, — успокаивающе сжала его руку Гермиона. — Когда мы найдем финансовую поддержку, всё…
— Нет, — покачал головой Рон. — Не найдем. Те, кто сейчас у власти, будут биться до последнего. Я вижу только один выход — военный переворот. И не говори, что ты не думаешь так же!
— Гражданская война — это ужасно, — прошептала Гермиона.
Я понимал её. Я тоже не хотел войны. Но кажется, всё к тому и шло. Мир разваливался на моих глазах, а я ничего не мог с этим поделать. В Ордене все чаще звучали призывы к открытой войне, но я понимал, что сейчас мы не готовы. Я сдерживал горячие головы, как только мог. Ко мне прислушивались, меня уважали, но чем дальше, тем больше будет сторонников силового решения вопроса.
Я смотрел на злого Рона, на печальную Гермиону и понимал, что не могу повести их в заведомо проигрышный бой на верную смерть. Каким-то чудом я должен был найти финансирование, хотя бы для подготовки к войне. Но где?
Я победил сильнейшего темного мага столетия будучи младенцем и ничего не мог поделать с зажравшейся и одуревшей от власти мерзкой жабой. Если она прознает про Тома… Тюрьма перейдет в её власть, а его заберут у меня и закроют в Мунго. Она сделает так, чтобы никто и никогда не узнал о том, что её ставленник держал в плену невиновного человека больше двадцати лет.
Я не смог высидеть до конца ужина. Мысли о Томе, накаченном зельями, лежащем в одноместной палате с мягкими стенами, сводили меня с ума. Мои скомканные извинения вызывали у друзей одинаковые понимающие ухмылки, и это меня расстроило. Я спешил вовсе не на свидание к хорошенькой девушке.
Я трансгрессировал в маггловский магазин и купил пластиковое ведерко в виде тыквы и ужасно некачественную, карикатурную маску оборотня. Ещё утром я украсил дом тыквами, паутиной и летучими мышами, чтобы показать Тому, как проходит этот праздник у обычных волшебников. Из всей этой праздничной кутерьмы Тому понравились только конфеты. Он съел их столько, что у него вылезли красные пятна по всему лицу. Я смеялся до слез над его перепачканной в шоколаде физиономией в мелкую красную крапинку. Оставить его одного в этот вечер было самым сложным испытанием за последние десять лет.
Поднявшись на своё крыльцо, я постучал в дверной молоточек в виде змеи. Его пришлось отлепить от двери заклинанием — им так давно никто не пользовался, что он присох к краске.