— Я боюсь, — шептала Катя. — Не надо.
Я и сам боялся, но ее испуганно-покорные слова придавали мне храбрости. Я целовал ее мокрое уже от слез лицо и, обеспамятев, шептал какие-то ласковые слова, а сердце ухало как молот. Я совсем потерял голову от покорности Кати, от внезапной своей смелости, и грохот в дверь, который я принимал за стук своего сердца, не сразу дошел до моего сознания.
Первой опомнилась Катя.
— Ой! — испуганно пискнула она и с неожиданной силой оттолкнула меня. — Стучат!
Рука моя выскользнула из блаженного тепла, вновь ощутила холод вагона. Я обалдело прислушался. В нашу дверь грохали настойчиво и зло.
— Не открывай! — шептала Катя, торопливо запахивая пальтишко и кутаясь в большую шаль. Глаза ее испуганно мерцали в слабом свете фонаря.
Мы, оказывается, не заметили, что поезд остановился. И теперь кто-то топтался возле двери и барабанил в нее.
— Кто там? Чего надо? — крикнул я, подходя к двери, и не узнал своего хриплого голоса.
— Открывай! Эй, люди! — донеслось снаружи.
— Зачем?
— Проверка вагонов!
— Не надо, не открывай! — шептала за спиной Катя.
— Отворяй! Позаперлись! — настойчиво требовали снаружи.
«Может, опять комендант?» — подумал я. Но когда отодвинул дверь, то в морозно-сизой мгле, которая почему-то сильно пахла гарью и нефтью, я увидел двух парней в полушубках. На их лицах играли блики недалекого пожара. Где-то за теплушкой яростно пластал огонь, был слышен треск и взволнованные людские крики.
Один из этих двух парней подпрыгнул и заглянул в вагон.
— Тут парень с девкой едут, — сипло сообщил он своему напарнику. — Ишь, господа!
Как он успел разглядеть Катю в вагонных сумерках — непонятно. Рысьи глаза надо иметь. Но и я уже понял, что никакой это не комендант и никакая это не проверка вагонов — и преградил вход.
— Нельзя!
— А ну, вытряхнем их отселя, полюбовничков! — сказал второй. — Чего с имя вошкаться?
— Не подходи! — взвизгнул я. — Стрелять буду!
Стрелять мне было не из чего. Но я сунул руку в карман шинели, и это произвело впечатление. Они отпрянули. Тот, что лез первым, скатился с подножки.
— Не подходи! — уже смелее крикнул я. — Здесь военный пост!
— Военный! — язвительно протянул внизу, под моими ногами, злой сиплый голос. — С девкой лапаться — военный.
Меня больше всего поразило: как это они догадались, что мы с Катей целовались? И еще — этот мой голос, то хриплый, то визгливый. Я никак не мог понять, что с ним такое случилось, с голосом моим?
— А ну его! — сказал один из них. — Еще и вправду стрельнет. Матрос — видишь. Раненый.
Наконец-то они рассмотрели, что я матрос, а вафельное полотенце на голове приняли за бинты.
Снег завизжал под ногами. Они ушли.
Я высунулся из вагона, всматриваясь в постройки, — уж не Слюдянка ли? Нет, это был какой-то полустанок, и где-то неподалеку что-то сильно горело, освещая два-три заснеженных домика и щетинистый черный ельник. Стлался сизый дым, и удушливо пахло нефтяным смрадом. «Что это горит?» — не понимал я, с тревогой прислушиваясь к людским крикам — они доносились с другой стороны теплушки. Хотел было спрыгнуть и посмотреть, но передумал, я уже боялся оставлять вагон — как бы опять не отстать.
Крутой мороз корежил землю, и надо было беречь хоть какое-то тепло в вагоне. Но не успел я задвинуть дверь, как на подножке увидел человека.
— Нельзя, нельзя! — строго прикрикнул я. — Военный пост!
— Инвалид я, браток, — прохрипел этот странно укороченный человек в стеганом ватнике и солдатской шапке.
— Нельзя сюда! — кричал я ему, но он уже кинул мне что-то под ноги, и когда это что-то развернулось, как живое, я испуганно отскочил. Что-то издало мелодичный звук, и я понял — это гармошка.
— Без ног я, браток. Пусти. Поезд счас тронется.
Я заколебался, оглянулся на Катю, ожидая подсказки. Она молча смотрела на торчащую на уровне вагонного пола голову.
— Без ног я! Без ног! — повторял человек.
Я столбом стоял. Он понял мою нерешительность и сказал уже повелительным напористым голосом:
— Дай-ка руку! Подмогни, а то мне не осилить этот приступок.
И я протянул руку. Он вцепился в нее и чуть не стащил меня вниз. Ухватившись за косяк, я вволок его в вагон. Он был и вправду без ног, на плоской тележке с колесиками.
— Закрывай дверь! — приказал он.
Но дверь мне закрыть не удалось, в вагон уже лез какой-то дед с мешком.