Пустота наступала, отбирая многообразие Времени слой за слоем. Прошлое исчезало в кромке тумана, а будущее темнело, будто сгоревший остов огромного деревянного корабля. С каждым днем Аспект Времени терял Нити управления Временем. Как изворотливые рыбешки, янтарные Нити Времени бились в его ослабевших руках, вырываясь на волю. Его пальцы каменели, теряя присущую им чувствительность. Бронзовые глаза застилали призрачные образы, в которых Ноздорму, сколько ни силился, не мог различить надвигающихся событий.
Ноздорму боролся. Но Жар Времени, теперь едва теплившийся, катился по его венам смертельно опасным тромбом, и каждое проникновение во Время грозило для Ноздорму стать последним. Золотистые Нити ускользали из его рук, но Ноздорму прилагал все усилия, чтобы последняя Нить все еще связывала его с черным драконом. Он видел, как Тарион слонялся без дела над Великим морем. Волны тянули вспененные гребни к его крыльям. Он нырял, разбивая телом стену выросшего цунами, погружался в воду и взлетал вверх. Повторял то, что его отец когда-то творил с землей — летел сквозь горы, сквозь земляные пласты, сквозь лаву разбуженных вулканов. Но Тариону земля по-прежнему не была подвластна в той же мере, поэтому он выбрал стихию воды.
Ноздорму настиг Багрового зала. Вскоре появился и Первый Сумеречный Советник. Он несколько смешался, заметив Оракула. Советник занял свое место.
Вневременный вновь обратился к Тариону. Он не замечал Советника и тех тяжелых шагов, сотрясавших не только деревянный настил пола, но эхом отдающих в самую глубину каменных недр горной цепи Грим-Батол. Вся Земля прогибалась, покрываясь дрожью, от тяжелого шага своего Защитника.
История не должна повторяться, твердил себе Ноздорму. Он оставался на месте. Он ждал.
Аспект Земли появился в Багровом Зале. Впервые с тех пор, когда черный дракон, не желавший принимать сторону Древних, в своем видении расправился с надоедливыми Советниками. Первый Советник вжался в резную спинку своего кресла.
Раздался скрежет зубов. Казалось, весь Багровый зал давно горит невидимым пламенем, настолько жарким в одно мгновение стал воздух. Магическая маска и кусок фиолетовой ткани не могли скрыть Ноздорму от собрата-Аспекта.
Смертокрыл не отрывал от него взгляда.
Ноздорму коснулся Нитей Времени, чтобы увидеть Тариона. В последний раз. Он увидел, как пять черных точек появились на горизонте. Тарион вовремя заметил их. Два черных дракона, стремительно рассекая воздух, летели ему наперерез. Еще трое, изрыгая пламя, летели с противоположной стороны. Сомнений не оставалось. Увлеченный собственными мыслями, беспечный Тарион слишком долго пробыл на одном месте, позволив преследователям настигнуть его.
Покрытые острыми наконечниками из оскверненного железа рога пятого черного дракона по косой прошлись по крылу Тариона. Тарион пошел на риск и призвал на помощь стихии, моля про себя, ведь они могли обернуть свои силы против него самого. Но выросшее цунами поглотило первого дракона и затушило пламя прямо в его глотке. Морской ветер, как прачка, швырял второго дракона то в воду, то в небо. Но острые когти третьего черного дракона полоснули Тариона вдоль спины. Пятый держался в стороне, готовый напасть.
Два черных дракона, вцепившись друг в друга, кружили в небе. Разорванные перепонки крыльев трепал ветер. Пятый дракон решил, что время пришло. Выставив вперед железные рога, он летел, как таран, целясь прямо в сердце Тариона...
— Ноздорму, — проговорил Разрушитель Миров.
Даже его пропитанный ненавистью голос нес смерть. Никогда звучание собственного имени не причиняло Аспекту Времени столько страданий.
Должно быть, челюсть Первого Советника под волшебной маской отвисла до самого пола. В глубине души он все еще надеялся, что они с Четвертым ошиблись. Но они оказались правы.
Смертокрыл стоял рядом с Ноздорму. Пожалуй, это было впервые, когда Ноздорму увидел его так близко. Проклятие Древних изменило его человеческий облик — исполосованная шрамами кожа не успевала заживать, обнажая кипевшую в жилах лаву. Тонкая человеческая кожа рвалась, не способная сдержать подобного натиска.
В его глазах не было белков — зияющая темнота зрачков целиком поглотила их. Настоящее пламя горело в их глубине, то вспыхивая, то разгораясь, искры переливались, будто светящаяся радужка.
Выкованные из черного адамантита доспехи впивались в его тело, рвали кожу и сухожилия, а кровавая лава сплавляла воедино плоть и оскверненный металл.