Альмод с улыбкой склонил голову, прекрасно догадываясь, что он ищет, и, медленно заведя руки за спину, стал обходить вокруг. Охотник за головами вызывал у него уважение наряду с опасением - только безумец мог явиться в самое сердце стаи, да еще в одиночку. И если стражники надеялись на помощь магии и закона о неприкосновенности, то наемник мог надеяться только на свои силы.
- И что же ты ищешь?
- Девчонку, три недели назад она перешла границу. Извозчик, везший ее, уверял, что она пошла в сторону леса.
- Так и ищу ее в лесу, мы не оставляем в живых незваных гостей, - совершенно невозмутимо ответил Альмод, бросив в него намеком и украдкой посмотрев на напряженных волков, вставших полукругом за спиной наемника. Никто из них не собирался вмешиваться, опровергать слова вожака или указывать на Риннон, потому что единственно его решение было правильным. Всегда.
- Если так, то я хочу увидеть ее тело.
- Ты можешь увидеть ее кости, но для этого тебе придется перерыть несколько арканов снега, - Альмод, все также заложив руки за спину, встал напротив него, и уперся взглядом в его лицо, - но я могу облегчить тебе задачу, если ты скажешь, зачем ты ее ищешь.
Громкий треск костра заполнил тишину, а взвившиеся ввысь искры привлекли наемника, поднявшего голову и позволившего как следует рассмотреть свое лицо, испещренное татуировками-змеями. Его глаза были мертвы, точно так же, как и душа, захлебнувшаяся в крови жертв. Пожалуй, хуже наемных убийц были только чернокнижники, отдавшие свои души тьме.
- Я не привык делить свой заработок с кем-либо.
- Мне не нужны твои кровавые деньги. Говори, - в тоне Альмода читалась явная угроза, и охотник напрягся, чувствуя наступающую бурю. Она застыла в глазах волка всполохами злости, отчего серая радужка стала почти желтой. - Ты заявился в мой дом с надеждой, что я помогу тебе? Зачем мне это?
- Чтобы избежать проблем. Наш правитель не отступит и, если потребуется, перероет все миры. Не стоит вставать на его пути, твой народ не должен расплачиваться за чужие ошибки. Просто отдай мне девчонку или ее тело в доказательство ее смерти.
- Как много я пропустил, раз даже наемники обрели себе хозяина, - не скрывая сарказма, сказал Альмод. Теперь охотник не вызывал у него ничего, кроме презрения, а его жалкие угрозы лишь распаляли ярость, возрастающую все больше и больше по мере того, как его мысли возвращались к Риннон: беззащитной и слабой, смотрящей на него с неподдельным страхом. Он мог бы отдать ее, безусловно, но от одной мысли, что ее предадут пламени, становилось тошно.
Ведь маленькой ведьмы не станет, а аромат хвойной свежести, которым пропитался замок, заменится на уродливый запах горящей плоти.
Ноздри Альмода затрепетали, и он сбросил сдержанную вежливость, медленно кивнув головой.
- Хорошо, ты можешь забрать ее, - при этих словах Эйнард, стоящий в стороне, изумленно замер, и его плечи, до этого гордо расправленные, сникли, словно что-то тяжелое легло на них. Он всем сердцем хотел помочь Риннон, но воля вожака была не просто законом - она была нерушимой истиной, и если Альмод решил не вмешиваться, то значит так оно и надо. Вот только у Риннон не оставалось ни шанса. - Но я хочу знать: сколько стоит твоя жизнь?
- Моя? Ты имел в виду: ее?
- Нет, пес, сколько предложил тебе Темный маг, раз ты решил рискнуть своей жизнью?
Участь наемника была решена, и Альмод в один прыжок оказался возле него. Он сжал его шею, приподняв над землей, и скривил губы в оскале, обнажая клыки и с ненавистью вглядываясь в мертвенно пустые глаза. В них не было ни страха, ни сожаления, ни мольбы, словно предстоящая смерть не трогала безжалостного сердца и словно само сердце было уже давно мертво. Альмод подозрительно нахмурился, когда его пальцы, до этого держащие твердую плоть, начали проваливаться, а тело убийцы стало необыкновенно легким, эфемерным, пустым. Татуировки на его лице оживали, и шипение змей смешивалось с тихим смехом, постепенно заполняющим пространство.
Наемник не боялся смерти, потому что уже был мертв.
- Мертвец... - только и произнес Альмод, ошарашенно разжимая пальцы и наблюдая за тем, как упавшее на снег тело сдувалось, оставляя после себя лишь ворох одежды, а принявшие форму змеи расползались в разные стороны. Черная магия концентрировалась в воздухе, и волки, не знающие какую опасность она может в себе таить, отступали, и только Альмод, стоящий на месте, молча наблюдал за тем, как снег под его ногами становился черным, отравленным, мертвым. Он превращался в хлопья пепла, поднимающегося вверх, и приобретал очертания человеческой фигуры, парившей над землей. В вышине до сих пор звучал смех, воины застыли в немом ожидании, а Альмод не отходил ни на шаг, впервые так близко столкнувшись с магией чернокнижников, оставивших землю несколько столетий назад и превратившихся в легенду.