И каждое его последующее движение дрожью отдавалось во всем теле, пока Альмод, резко подавшись вперед, не замер и не прижался лбом к ее груди, успокаивая сбитое дыхание. Его руки дрожали от напряжения, волна жара разрывала вены, и член приятно пульсировал, одаривая отголосками испытанного удовольствия. Он до сих пор был в ней и, чтобы не причинить боли, осторожно обхватил за талию, потянул на себя и перевернулся на спину, не разорвав контакта. Вытянул ноги и прижал к себе, лишив всякой возможности пошевелиться. Чтобы защитить от холода, обнял обеими руками, и уперся подбородком в ее макушку, словно удерживая маленького ребенка, готового убежать в любую секунду.
- Я отпущу тебя, только дай мне время.
Риннон кивнула, отчетливо ощущая, как член внутри нее увеличивался в размерах, и послушно затихла, слушая размеренный ритм его сердца. В крепких объятиях Альмода было спокойно и уютно, усталое удовлетворение сковало тело, и Риннон закрыла глаза, провалившись в сон. Сквозь полудрему она чувствовала холод простыней, горячее тело, прижавшееся к ней сзади, ласкающие грудь, живот, плечи пальцы и жаркий шепот, твердость плоти, упирающейся в ягодицы, неутолимое желание волка и его член внутри, когда он вновь и вновь владел ею, к утру окончательно вымотав. И где-то далеко, на границе сознания, между его толчками и волнами наслаждения, она думала о том, что она вряд ли справится с неукротимостью волка даже если перестанет работать.
Слишком слабой она была по сравнению с ним.
Глава 9
После пятой проведенной с ним ночи Риннон в полной мере осознала его слова о выносливости и еще больше засомневалась в собственных силах, потому что отсутствие хорошего сна давало о себе знать, вынуждая ее засыпать в самых неожиданных местах, будь то неудобный стул в чулане, или ступенька лестницы, на которую она опускалась и, прижимаясь к стене головой, закрывала глаза, чтобы украсть хоть несколько минут необходимого отдыха. Ей было стыдно перед старыми прислужницами, наверняка догадывающимися о причине ее состояния, и она упрямо выполняла обязанности, вставая все также рано. Работала на равных, не используя своего положения, а потом, поздним вечером возвращалась в комнату, приводила себя в порядок и шла в объятия Альмода, до сих пор не насладившегося ею. Он, как одержимый, не отпускал ее от себя ночами, пропитывал своим запахом и клеймил поцелуями, подтверждая принадлежность ему только, а днем уходил из Крепости, выпуская волка и с остальными прочесывая территорию.
Он не отличался разговорчивостью и, оставаясь наедине с ней, предпочитал молчать, либо же слушать ее откровения про былую жизнь - там, в Центральной равнине, о которой она рассказывала с тихой грустью, вспоминая тепло и яркость красок, теперь заменившихся на однотонные пейзажи. Она не любила холод и не скрывала этого, но уважала привязанность Альмода к мертвым землям, вросшим в его сердце; она не переходила грань, разделяющую их, и смирилась со своим положением не только в замке, но и в его постели; она была зависима от его нежности в минуты единения и до ужаса боялась холодности, проскальзывающей при встречах за пределами спальни, когда Альмод сбрасывал маску чуткого любовника и превращался в вожака стаи, не имеющего право на слабость. Она доверчиво льнула к его горячему телу и жадно принимала его ласки, доводящие до исступления, но с каждым разом забирающие все больше энергии и в итоге вымотавшие ее окончательно.
Наверное, поэтому она радовалась тянущей боли внизу живота, означающей приход женских дней, а значит и временную передышку в постели, ведь Альмод не захочет владеть ею и пачкаться в крови. Она предвкушала спокойный сон и не могла дождаться вечера, разделывая мясо и стоя как раз напротив проницательной Эльхалы, то и дело бросающей на нее насмешливый взгляд. В такие моменты ее тонкие губы изгибались в улыбке и она поводила головой, то ли от довольства, то ли от едва сдерживаемого смеха, потому что измученная девчонка, спящая на ходу, выглядела комично. Тем более, учитывая истинную причину ее состояния.
- Смотрю, наш вожак совсем замучил тебя, - тихо шепнула Эльхала и разразилась хриплым скрипучим смехом, когда Риннон густо покраснела и от смущения опустила глаза. - Что поделаешь. Он молод и силен, и пока не утолит голод, вряд ли оставит тебя в покое.