***
На самом деле она не была ни сильной, ни смелой, и если бы Равида знала, как перехватывало ее дыхание, когда за дверью раздавались шаги, когда она слышала голос Альмода, при его появлении пряча взгляд в каменной кладке пола, когда с отчаянием бросалась на его грудь, утыкаясь носом в шею и скрывая свои эмоции под приторной нежностью. Она не обманывала его и не предавала, и тем не менее имела от него страшную тайну - тайну о встречах с Лагордом и вынашиваемом ею плане. Ей казалось, что эта тайна написана на ее лице, что стоит ему взглянуть на нее как он все узнает, разгадает ее замыслы и будет разгневан. Она с опаской заглядывала в его глаза, боясь натолкнуться на презрение, и облегченно улыбалась, различая в них огонь, но не огонь ненависти, а пламя страсти, которая до сих пор горела в нем. В последние дни он приходил к ней сам, глубокой ночью, дождавшись наиболее плотной тьмы за окнами. Никогда не стучался, а молча проходил в комнату, находя некое удовольствие в наблюдении за спящей девчонкой. Она любила спать на животе, обхватив подушку руками и подогнув одну ногу к груди, а он любил перекатывать прядь ее волос между пальцев, а потом, опустившись перед кроватью на колени, вдыхать любимый запах до боли в легких. В отсветах одинокой свечи, заплывшей воском и начинавшей потрескивать, он любовался красивыми чертами и думал о том, что все в ней принадлежит ему, и даже эти пухлые губы, на бледном лице казавшиеся неестественно сочными. К моменту когда она открывала глаза, наверняка интуитивно чувствуя чье-то присутствие, он уже стоял на ногах и возвышался над нею молчаливой тенью, избавившись от порыва этой странной нежности, рожденной под влиянием чар маленькой ведьмы. Этой ночью он тоже пришел, медленно подошел к кровати и только собирался закрутить на палец огненную прядь, как Риннон распахнула глаза, грустно улыбнувшись. Ей было тяжело скрывать от него встречи с Лагордом, последняя из которых состоялась лишь сегодня, все в той же таверне, где они окончательно продумали все детали. Если все получится, утром Лагорд покинет казарму и, смешавшись с торговыми обозами, направится на юг, в Центральную равнину, где будет искать помощи. Он надеялся управиться за месяц-полтора, тогда как Риннон молилась, чтобы он поторопился, потому что проклятая тьма становилась сильнее, и это подтверждала подозрительная замкнутость Альмода, все чаще предпочитавшего затворничество в своей комнате. Она не знала, что он проваливался с каждым вдохом и выбирал одиночество по одной причине - так ему никто не мешал слушать убаюкивающее шипение змей. А еще она не знала, что его визиты ночью были попыткой убежать от тьмы, которая расплывалась на потолке чернильными пятнами, заражала стены и соскальзывала вниз ядовитыми испарениями, вызывающими у него кашель с кровью. Она не знала, что уже две недели назад, впервые столкнувшись с этим, он призвал к себе целителя, а потом, под шепот змей лишившись рассудка, собственноручно убил его, потому что никто в замке не должен был засомневаться в его силе и власти. Риннон не знала, что только она удерживала его от падения, как не знал и сам Альмод, хоть его волк и тянулся к ней по этой причине. Он словно чувствовал ту неведомую силу, что была скрыта под миниатюрной слабостью, и искал защиты в ее объятиях, притягивая за собой Альмода. - Ты стала пользоваться благовониями, зачем? Твой запах намного вкуснее, - прошептал он, пока она украдкой смотрела на его обнаженный торс и полоску жестких волос, уходящих вниз по твердому от накачанных мышц животу. Его тело было большим и сильным, как и руки, испещренные выпуклыми венами. Ей нравилась ширина его плеч и горделивая осанка, когда, глядя на нее, он предпочитал склонять только голову, но не шею, не плечи; ей нравилось то, с какой легкостью он мог поднять ее, усадить на свои колени и затеряться жадным взглядом на ее губах; ей нравилось, что он проникал в нее осторожно, словно наслаждаясь моментом, а потом наращивал темп, тонко зная грань между удовольствием и болью; ей нравилось, что во время близости он был только ее Аьмодом, а не той волчицы, которую он выбрал для себя. - Если вам не нравится, я не буду. - Не надо, мне нравится твоя свежесть, а не приторность масел, - он продолжал смотреть на нее сверху вниз, пока она вставала на колени перед ним и прижимала холодные ладони к его груди. Она поглаживала его кожу подушечками пальцев, осыпала поцелуями, проводила языком влажные дорожки, посылая возбужденную дрожь по всему телу. Риннон набралась опыта и тонко чувствовала его реакцию на свои ласки - по одному лишь дыханию она могла понять насколько сильно его возбуждение. Сейчас оно срывалось, становилось шумным и глубоким, отчего могучая грудь высоко поднималась и опускалась. - Посмотри на меня, Кхира, - приподняв ее лицо за подбородок, он заставил ее заглянуть в свои глаза. Серые, как сталь меча, они смотрели на нее с серьезной задумчивостью. - Будешь ли ты моей всегда? Сможешь ли сохранить верность во имя памяти обо мне даже после моей смерти? Его слова тихим шорохом коснулись стен, затерялись в темных углах и застыли слезами на ее ресницах, когда она поняла, к чему он ведет. Что-то тяжелое сдавило грудь и она схватила себя за шею, потому что боль поглотила весь кислород в комнате, не давая ей сделать ни вдоха. Это длилось целую вечность, и в застывшем ее лице было столько агонии, что Альмод сжалился, обнял ее крепко и приник к дрожащим губам поцелуем. Вдохнул в нее воздух и заставил отмереть, забыть о его небрежно заданном вопросе. Их поцелуй был соленым на вкус, и он уже не ждал ответа, аккуратно наваливаясь сверху и устраиваясь между ее раздвинутых ног. Целовал соски через тонкую ткань сорочки и прикусывал кожу на шее, там, где еще не сошли синяки от его пальцев. Пожелтевшие пятна лишний раз напоминали ему о том, что он уже не принадлежит себе и когда-нибудь Риннон станет опасно находиться с ним рядом. - Я буду вашей всегда, господин, - когда он вошел в нее, выдохнула она и выгнулась навстречу толчкам, чтобы ощутить его глубоко в себе. Царапала его спину ногтями, неистово отвечая на поцелуи, и действительно была его только, потому что даже представить себе не могла другого мужчину на его месте. Только Альмод, его руки и губы. В сердце вспыхивал неистовый пожар, посылая искры по венам, и Риннон изгибалась, судорожно цепляясь за сильные плечи. Она чувствовала его каждой клеточкой тела: внутри, снаружи, и с тихим стоном откинулась на подушку, когда достигла оргазма. С нетерпением ждала его развязки и того самого момента, когда он начинал наполнять ее не только своим семенем, но и плотью, разбухавшей в ней и не отпускавшей какое-то время. Эти мгновения плотной близости она любила больше всего, потому что пока они лежали, соединившись, Альмод перебирал ее волосы, покрывал поцелуями лицо, поглаживал плечи, ласкал грудь, шептал ее имя и щекотал горячим дыханием, слизывал капельки пота и был до предела родным, необходимым, желанным. Любимым...