Глава 16
Она медленно горела в огне, чувствуя, как языки пламени плавили кожу, поджаривали внутренности, опаляли горло; она с трудом делала вдох, чтобы наполнить грудную клетку болью, а потом забывала выдохнуть, потому что боялась повторения пытки; она знала, что плавает в волнах Амикса, но не понимала, за что, и как она сюда попала; она думала, что уже давно мертва, но чьи-то холодные пальцы бережно касались ее лица, затем сухих губ и смачивали их живительной влагой. Иногда Риннон забывалась глубоким сном, на удивление спокойным и ровным, и боль отступала, уступая место живым воспоминаниям: о маленьком домике в глуши, пении птиц, чистой воде, в которой терялись лучи солнца. Она слушала тихую речь своего Учителя и наблюдала за каждым его движением, когда он в длинной белоснежной мантии будто бы плыл по воздуху, показывая ей всю красоту живой природы. Она прикасалась кончиками пальцев к лепесткам просыпающихся от его улыбки цветов и вдыхала свежий аромат жизни, чувствуя безграничное счастье, ведь именно здесь и было ее место. Среди тепла и зелени, ярких красок и доброты. Но потом все резко менялось и вместо облегчения и эйфории приходили муки агонии, которые вновь тянули в огонь, жадно пожирающий ее тело. Она стояла на выжженной мертвой земле и, пригвожденная к ней цепью, не могла пошевелиться, беспомощно наблюдая за тем, как вокруг нее взмывают столпы пламени. В его отсветах она различала знакомые лица, среди которых было лицо Альмода, жесткое и непроницаемое. Он смотрел на нее с ненавистью и самолично подливал масло, чтобы выжечь и ее тоже. Дотла. И сколько бы она не тянула к нему руки, желая прижаться к его груди и умоляя спасти ее, он оставался все таким же чужим и жестоким. А потом образы заволокло черным дымом, и тяжесть цепи, сковавшей шею, исчезла. Ее кто-то звал, тихо, но настойчиво, заставляя бороться с пламенем и помогая дышать теперь уже чистым и свежим воздухом. - Госпожа... госпожа... прошу вас, - сквозь слезы и всхлипы шептала Равида. Она промокала полотенце холодной водой и обтирала покрывшееся испариной, все красное от лихорадочного румянца лицо. Она молила богов, чтобы ее хозяйка очнулась, шептала заговоры и обмывала страшные уродливые раны, на которые было больно смотреть, не то что касаться их. - Вы должны проснуться, слышите? Прошу вас, вы должны проснуться, проснуться, проснуться... - именно ее отчаянные просьбы вынудили Риннон приоткрыть глаза и увидеть неяркий свет свечи, пляшущее пламя которой было ориентиром в реальности, потому что как только она переводила взгляд на что-то другое, в голове начинало шуметь и тьма вновь наступала. - Слава великому Тогерду, вы очнулись. Сейчас. Беспокойная служанка, дежурившая у ее кровати и не спавшая уже которую ночь, дрожащей от волнения рукой схватила стакан с водой и опустила в него чистую тряпку, после чего поднесла ее к приоткрытым губам Риннон, наполняя ее рот влагой. Первый глоток был самым сложным, потому что даже такое маленькое действие возвращало боль, дикую и неудержимую, грызущую спину и раскалывающую голову на части. Риннон трясло, и Равида не понимала, то ли от холода, то ли от жара, в котором несчастная прибывала уже несколько дней, отчаянно борясь за свою жизнь. Она лежала на животе, повернув голову в сторону и не смея пошевелиться. Ей казалось, что на спине нет живого места и стоит пошевелить рукой, как лоскуты располосованной плоти отойдут от костей. При воспоминании о том, кто это сделал, Риннон не смогла сдержать слез и вновь закрыла глаза, желая провалиться во мрак. Все же там было не так больно. - Только не засыпайте, госпожа, вы должны быть сильной. Нет-нет, только не это, - заметив, что Риннон никак не отреагировала на нее, Равида зарыдала, потеряв последние силы. Неужели ее борьба оказалась бессмысленной? Неужели ее молитвы так и не были услышаны? Тогда зачем существуют боги, если они настолько глухи... Но уже в следующую секунду горячее дыхание коснулось ее руки, и тихий шепот воскресил надежду. - Зачем ты меня вернула? - Вы нужны нам. - Нам? - что-то наподобие улыбки появилось на потрескавшихся губах, и Риннон зашипела, ощущая на языке металлический привкус крови. - Да, нам. Вы говорили, что не отступите, что сделаете все возможное ради своего короля, и вы должны помочь ему, вырвать из лап тьмы, потому что именно она сотворила с вами такое. Господин никогда бы не сделал этого, не тронул бы свою самку, не причинил бы вам боль... - Риннон с ироничной ухмылкой наблюдала за движущимися губами, рассказывающими красивую сказку, и удивлялась собственным ощущениям, потому что она не испытывала ненависти к нему, скорее обиду, ведь она не заслужила такого отношения. Не сделала ничего такого, что могло бы вызвать его ярость. - Весть о том, что вы встречались с Лагордом, подтолкнула его к этому... Сердце замерло в груди, и Риннон ошарашенно распахнула глаза. - Что ты сказала? - Моя госпожа, я предупреждала, насколько это опасно. Я же говорила, почему вы не послушали меня, - Равида захлебывалась в слезах и мотала головой, пряча лицо в ладонях. Ее плечи сотрясались, и терпение Риннон подходило к концу, потому что она желала знать только одно: успел ли Лагорд уехать из города. - Замолчи и скажи мне, что с Лагордом, - ее голос был тих и обрывочен, но в нем плескалось столько решимости и силы, что Равида вмиг утихла. - Ну же... Ты говоришь о спасении короля, а сама не можешь сказать самого главного. Что с Лагордом, Равида? - Его ищут. - Мне нужно объяснить все господину, он должен выслушать меня, иначе он казнит его, убьет, лишит нас последнего шанса. Равида, помоги мне, я должна увидеть короля, - словно в горячке шептала Риннон. Ее глаза блестели, и щеки раскраснелись еще больше, и сейчас, с этим безумным блеском в глазах, она напоминала умалишенную. Постепенно лицо Равиды превращалось в уродливую воронку черных кругов, и сознание Риннон ускользало, вновь заменяясь на лихорадочный сон. Раны, оставленные Альмодом, делали ее слабой, и она сдалась, позволяя жару овладеть телом. Все ее мысли, желания, эмоции ушли на задний план, осталась только борьба за жизнь и молитвы Равиды, не отходящей от нее ни на шаг. *** Она не думала, что боль имеет пределы, что существует грань, когда она перестает быть просто болью, чужой и безжалостной, когда она впитывается настолько, что становится неотъемлемой частью. Ее следующее пробуждение принесло еще большие страдания, потому что над ее спиной колдовала уже не Равида, а какая-то темная тень, в которой она не могла разглядеть человека. Безликая и молчаливая, с худыми руками и длинными пальцами, она выглядела как сама смерть, если бы не ее манипуляции, заставлявшие Риннон кусать губы до крови. Смерть не мучает - забирает сразу, тогда почему тень вонзает в спину иглы и тянет, тянет так сильно, что из груди вырываются жалобные стоны? - Терпи, девочка, - хриплый грудной голос слышался словно сквозь толщу воды, одними вибрациями и намеками. Между зубов насильно протолкнули деревянную палочку, и Риннон сомкнула челюсти, чтобы на этой преграде выместить всю свою боль. Она зажмуривала глаза, когда костлявая рука взмывала вверх, и блеснувшая в свете игла опускалась на спину, соединяя то, что должно быть одним целым. Она ясно ощущала чужое присутствие, но не боялась, стоически перенося пытки. А высокая фигура оставалась все такой же безликой, пустой и незнакомой. Она делала свое дело, стежок за стежком, отбрасывая со спины крупных и жирных личинок, зачистивших гноящиеся до этого раны, из-за которых горела кровь. Риннон уже не лихорадило и это было хорошим признаком. Последний взмах рукой, и Риннон, до этого напряженная как тетива, расслабилась, чувствуя неимоверную усталость. Она с трудом выплюнула изо рта палочку и с безразличием наблюдала за тем, как безликая тень отходила в сторону, исчезала, постепенно прячась в темноте. Лишь жалкий огарок свечи боролся со мраком, и помог Риннон различить обстановку ее комнаты, той самой, где все это случилось. А значит, она до сих пор в замке, во власти Альмода, наверняка ненав