Глава 17
Она не помнила, когда в последний раз была настолько опустошенной: быть может, когда поняла, что обратной дороги нет и прежней жизни уже не будет; быть может, когда очутилась на Севере и осознала, насколько сильно он затягивает в свои льды; быть может, когда увидела безразличный взгляд Альмода в тот момент, когда Эйнард подхватывал ее под руку и уводил прочь от него, в промерзшую холодную клетку, ставшую для нее новым этапом. Оставалось еще чуть-чуть и ее душа обретет свободу, вот только сердце не успокаивалось, горело яростным пламенем и переживало за короля, оказавшегося заложником тьмы.
Потому что иначе бы он ей поверил, так же отчаянно как верила в него она. И этот факт заставлял ее бороться с холодом, словно голодный зверь кусающим почти нагое тело. Его острые зубы рвали кожу, царапали кости, не давали покоя, и только брошенная в углу солома, да простыни, которыми она оборачивалась, хоть как-то защищали ее от полного переохлаждения. Наверное, холод был послан ей богами, потому что теперь она не обращала внимания на боль, всеми силами пытаясь согреться. Раз в день приносили еду и воду, молча ставили миски у клетки и также молча уходили. Она пыталась заговорить, но после двух проведенных в заточении дней голос пропал, и хриплый шепот терялся в груди, вызывая приступы смеха. Наверное, это и стало причиной визита Эйнарда, он подошел к клетке, осветив ее огромным пылающим факелом, и нашел взглядом сжавшуюся на полу Риннон, по-видимому спящую, потому что она не отреагировала на его появление. Ее била крупная дрожь, и он испытал что-то наподобие жалости - маленькое худое тело было легкой добычей для холода, и даже все ее грехи не смогли погасить в нем сострадание.
Он протянул сквозь прутья решетки свой плащ, и шорох падающей ткани разбудил Риннон. Она нехотя открыла глаза, еще больше задрожав, и вгляделась в высокую фигуру Эйнарда, продолжающего стоять на месте.
Это был ее маленький шанс.
- Эйнард, - ее голос подвел и, надеясь на чуткий слух волка, она поднялась с пола и подошла ближе, так, чтобы он мог рассмотреть ее лицо - эмоции, которые она и не собиралась скрывать. Она слабо улыбнулась, пряча в улыбке слезы, и обхватила прутья решетки онемевшими пальцами. - Я не прошу тебя о многом, никогда не просила, но сейчас я хочу, чтобы ты поверил мне.
Ее большие теплые глаза смотрели на него с невообразимой тоской, и он сделал шаг назад, боясь чар ведьмы. Раз сам вожак попался в ловушку, то что стоит попасться ему? Тем более, что даже ее внешний вид не вызывал отторжения, ведь, несмотря на излишнюю худобу, искусанные в кровь губы и грязь, въевшуюся в кожу, она оставалось привлекательной для него. Против воли он коснулся вниманием ее ключиц, покатых плеч, запястий, губ, что шептали его имя. Вот она истинная сила ведьмы - притягивать к себе и лишать рассудка.
- Поверить в твои сказки? Посмотри, что ты сделала с господином.
- Это не я. Я бы никогда не причинила ему вреда, и я не прошу помилования и свободы, я лишь хочу, чтобы ты помог ему, избавил от зла, которое пожирает его. Наша единственная надежда - Лагорд, он должен привезти сюда мага, - при этих словах Эйнард нахмурился и, сдерживая злость, покрепче обхватил факел.
- Ты продолжаешь врать даже в шаге от смерти. Может, Оухильд прав, и твой смех является признаком сумасшествия?
- Скорее результатом бессилия, потому что я не могу возродить веру в меня. Не могу найти выход и справиться с тьмой, которую ты не видишь? Или предпочитаешь не замечать? - в конце фразы Риннон бросилась на решетку, вымещая на ней всю свою злость. И если бы ее голос не ослаб от холода, она бы закричала, закричала на весь замок, чтобы ее все услышали. Но вместо этого истошный шепот едва достиг Эйнарда, который стал вмиг серьезным. Риннон не напоминала умалишенную, скорее отчаявшуюся, обреченную, сломленную. Его взгляд превратился в пронизывающий ветер, и после неожиданной вспышки злости она вновь поникла, без стеснения плача при нем.