И она приняла бы его за мага, но одет он был иначе: вместо мантии грубые штаны и сверху легкая рубаха, заправленная за широкий кожаный пояс. Она боялась его точно так же, как Темного мага, поэтому с опаской наблюдала за каждым его движением, и рефлекторно положила ладонь на живот, когда он обернулся к ней, держа ножик в руке.
Он прищурился, заметив этот жест, и впился в ее лицо проницательным взглядом, разглядывая чародейку и удивляясь своим ощущениям: ни разу за всю свою жизнь он не чувствовал настолько сильной и разносторонней энергии, словно в этой хрупкой девчонке сплелась вся магия воедино. Недаром пришедший к нему Властитель был задумчив и молчалив — он, впервые встретившись с незнакомой силой, не знал, что от нее ожидать и как ее можно использовать себе в угоду. Единственное, что он понял за мгновения, проведенные с Риннон, — это то, что сила ее не имеет ни дна, ни края и что она восполняется, будто питаясь отчего-то. Отчего только... Ведь сам он питался чужой магией, при этом полностью иссушая ее владельца. От него оставалось лишь уродливое скрюченное тело с натянутой на кости кожей, которое впоследствии сжигалось для устрашения других. Никто, ни один человек в мире, не должен был усомниться во власти мага, а дя этого ему нужно было держать всех в страхе.
И он держал. Платив за повиновение большую цену, ведь чем больше он убивал, тем меньше в нем оставалось светлого и человечного. Его душу наполняла тьма, такая густая, что иногда он испытывал смутную тревогу, которая, впрочем, быстро исчезала, потому как желание абсолютной власти оказывалось сильнее.
— Протяни мне руку, — сказал незнакомец, твердо смотря в распахнутые от страха глаза и постепенно приближаясь к Риннон, которая не спускала взгляда с острого лезвия. Она знала, что ее ждет смерть, но не думала, что так скоро, поэтому ринулась к двери и, забыв про предостережения мага, ухватилась за ручку. Резкая боль пронзила все ее тело и заставила ее выгнуться, закричать исступленно и хрипло, и лишь крепкие руки, поймавшие ее на лету, не дали ей упасть плашмя. Мужчина, бережно обхватив ее за талию и столь же бережно опустившись с ней на пол, уложил ее к себе на колени и спокойно выжидал, пока натянутое как тетива тело, расслабится, а Риннон сделает первый вдох. Шумный, со свистом, наполнивший легкие воздухом и жизнью. Он прекрасно знал, какую боль причиняет запечатывающее заклинание, но не чувствовал к ней жалости, потому что видел слишком много страданий. И это лишь мелочь по сравнению с тем, через что прошел он. — Я предупреждал.
Риннон не могла пошевелиться и только смотрела в склоненное над ней лицо, чем-то напоминающее лицо ее Альмода. Оно было столь же грубо и мужественно, с потемневшей от солнца кожей и сухими губами. Серые глаза смотрели так же цепко и строго, как смотрел на нее волк при их первой встрече, и Риннон даже показалось, что пришедший за ее жизнью мужчина тоже имеет волчью кровь.
Но разве стал бы волк служить кому-то кроме своего короля?
— Мне нужна твоя кровь, не более, — сказал он и, пока Риннон обессиленно лежала в его объятиях, взял ее холодную руку, сделал надрез на ладони и собрал ее в стеклянную колбу, до этого заткнутую за ремень. Удивился, что ведьма даже не поморщилась, когда он рассекал кожу, и едва справился с желанием попробовать ее магию на вкус. Склониться близко к побледневшему лицу и втянуть в себя то, что струится по ее венам.
Но этот поступок может навлечь гнев Властелина, а у него не хватит сил с ним справиться. По крайней мере сейчас. Он повертел в руке наполненную кровью склянку и, аккуратно придержав Риннон, помог ей подняться на ослабшие ноги. Впрочем, как только она смогла стоять самостоятельно, оттолкнула его, и он, не обратив на это внимание, зашагал к столу.
— Говорят, тебя привели с Севера, это правда? — закрыв свой страшный ящик и взяв его в руки, спросил он. Он развернулся к ней в пол-оборота и окинул ее равнодушным взглядом: она не походила на волчицу, а значит, была лишь гостем в тех землях.
— Да, — кивнула Риннон, гордо распрямив спину и напомнив себе, что она королева волков и должна ввести себя достойно. Вот только давалось это с трудом, потому что губы незнакомца искривила издевательская ухмылка. Он видел, как она храбрилась, а сама дрожала как осиновый лист, наверняка видя в нем врага. Глупая девчонка не понимала, что главный ее враг не он и не он будет решать ее судьбу.