Эйнард ушел, а Альмод еще долго стоял на стене, вглядываясь в даль и вспоминая блестящие от слез глаза ведьмы, имени которой так и не узнал.
Короткий день подходил к концу, и за окном вились снежные вихри, заметающие дороги и превращающие все краски в белый. Альмод сидел в глубоком кресле, вытянув ноги, выправив рубаху, и не чувствовал холода, с которым не мог справиться даже затопленный камин. Сначала он хотел заняться государственными делами, отдать необходимые распоряжения и приготовить бумаги к приезду гонца, но будто назло все его мысли были заняты проклятой девчонкой, наверняка уже сбившейся с пути и замерзающей в снегах. Правильно ли он поступил, прогнав ее прочь, или должен был убить сразу, таким образом проявив милосердие? Альмод не знал ответа, но разъедающее чувство вины не давало покоя и вынуждало его рычать от злости.
Он отказался от ужина и сейчас с нетерпением ждал, когда старуха приготовит ему воду для принятия ванны. Она была медлительна и нерасторопна, а шаркающие шаги и тихие вздохи раздражали еще больше.
- Скоро ты там? - недовольно прикрикнул он, когда согнувшаяся пополам прислужница, закончив наполнять лохань, схватилась за ведра.
- Готово, господин.
- Что еще? - увидев, что она замешкалась, Альмод удостоил ее своим вниманием, но тут же отвернулся, морща нос от презрения и брезгливости. Старческое тело пахло до ужаса отвратительно, и против своей воли он сравнил этот запах с ароматом ведьмы: хвойным, смолянисто свежим и вкусным, как пахнет истинная красота и юность.
- Девчонка, дитя еще, жалко. На улице такая непогода, пропадет... Уж лучше бы вы ее убили, чем вот так... на мороз, - скрипучий голос заикался, понижался до шепота, терялся в дряхлой груди рваными вздохами, и не от страха вовсе. Старость брала свое и обслуживать Крепость становилось все труднее, пусть она и была не одна, но в окружении таких же дряхлых старух, запах которых не привлекал, а даже отталкивал волков. Гнева господина прислужница не боялась, но все равно вздрогнула, когда увидела его пронизывающий до костей взгляд. Если бы он мог им убить - убил бы.
- Пошла прочь, старая ведьма, пока я не пустил тебя на корм собакам, - прорычал Альмод и, дождавшись когда она выйдет, прикрыл глаза. Главное, не позволять жалости коснуться сердца, потому что он не имел права нарушать правила.
Вот только проклятая девчонка не выходила из головы и в мыслях смотрела на него испуганно жалко.
На улице вьюга набирала силы, просилась в дом, стуча в окна снегом, захлебывалась диким воем в дымоходах и перемешивала мир в хаос, а Альмод спешно отдавал приказы снарядить его лошадь, по-хорошему протопить комнату гостьи и прогреть одеяла и шкуры.
Глава 3
Он никогда не сомневался в своих методах и не сожалел о принятых решениях, которые и создали его репутацию - жесткого и бескомпромиссного лидера, преданно защищающего свой народ и делающего все возможное, чтобы его земли обходили стороной. Обходят, прекрасно зная дурную славу о Северной империи и особенно опасаясь вожака, не терпящего чужаков и убивающего без разбирательств. Слишком радикальные методы, зато действенные, поэтому в течение уже первого года правления он навел порядок, обезопасив свой народ от посягательств правителя Центральной равнины, заключившего с волками договор о ненарушении границ. Маги не нарушали, до этого самого момента, когда в его Крепости появилась девчонка, утверждающая, что она обыкновенная травница. Обыкновенных травниц не преследуют стражники, но сложно поверить, что искренность, плескающаяся в ее глазах, может быть поддельной.
Либо он совсем потерял нюх, но что-то в этой истории не чисто.
Альмод, весь запорошенный снегом, угрюмый и молчаливый зашел в покои, по пути скинул походный плащ и провел по лицу ладонью, стирая капли талой воды. Поиски оказались куда более сложными, чем он предполагал, и вместо двух-трех часов, он затратил целых пять. Быть может, всему виной сильный ветер, не позволивший ему идти по запаху; быть может, вьюга, скрывшая все следы; быть может глупость ведьмы, сбившейся с пути и ушедшей в совершенно другую сторону. Как долго она провела без сознания, он не знал, но, когда наткнулся на снежный сугроб, едва смог различить в нем очертания сжавшейся фигурки. И даже взяв ее на руки и усадив на лошадь, он не услышал ни звука, хоть ее сердце и стучало ровно.