Веремеев скомкал фотографию, швырнул ее в мусорное ведро и поднялся из-за стола. Три часа дня, но всё равно он сейчас поедет домой, нечего здесь высиживать. Он предупредил зама, что сегодня его уже не будет, и пошел на стоянку.
Обычно сотовый телефон Веремеева звонил примерно раз в четверть часа — всё дела, дела, дела… Уладить то, разрулить другое, построить третьих… Но ему было не до чего. Он ответил только на самые важные звонки, всех остальных не особо вежливо попросил перезвонить завтра. А после половины одиннадцатого вечера трубку Веремеев уже не брал.
Один из несостоявшихся разговоров мог спасти ему жизнь.
Включив «мигалку», он объехал пробку по встречной полосе и скоро гнал служебную «Волгу» по Рублевке. Ощупал в кобуре табельный пистолет, который всегда носил с собой, опасаясь расправы со стороны многочисленных недоброжелателей. Но сегодня он не боялся врагов. Его беспокоило и пугало кое-что другое. Кое-что, вычитанное во вчерашней оперативной сводке.
Маньяк вернулся. Он уже оставил в Битце первый сигнал о своем возвращении. На том же самом месте, где в восьмидесятом году техник обнаружил сумку с частями расчлененного трупа внутри.
Веремеев ни на секунду не допускал возможности, что это так называемое подражательное убийство. Слишком много всего совпало. Тайна, которую он хранил от всех двадцать с лишним лет, всплыла на поверхность, как поднимается с илистого дна заболоченного пруда разложившийся утопленник.
Добравшись до своей дачи, Веремеев загнал машину в гараж и прошел в дом. Ему хотелось выпить и подумать. Он налил себе рюмку «Флагмана» и нарезал на закуску окорок. Бутылку со стола он не убрал. К десяти часам ее содержимое убавилось почти наполовину.
«Где же я всё-таки дал маху, а?»
Квартира эта, в которой они пытались поймать убийцу, а поймали только очередной труп и неприятности себе на задницу, принадлежала управлению внешней разведки. Причем, судя по разговорам их представителей, зачистивших из квартиры всю ментуру, предназначалась для проживания одного из их сотрудников. Кого-то из тех, кто годами не вылезает из дальнего зарубежья, а дома бывает раз или два в пятилетку. Это им как одно из поощрений за большие заслуги перед Отечеством и тяжелую работу. Тихий, неприметный еще со школы милиции Миша Аксимов — отличник по всем предметам — очень даже мог быть одним из таких людей. И это даже могла быть его квартира. И он, зная, что очень не скоро вновь появится в Москве, мог бы передать ключи хорошему другу: «Ну, там, если что… женщину привести или с ребятами выпить в тепле… не стесняйся. Адрес… вот такой-то, три комнаты целых, так что есть, где развернуться».
По крайней мере, узнав, что обезглавленный труп, найденный ими и опознанный как вор в законе Генанцвали, на самом деле при жизни был Ромой Трошником, Веремеев именно так объяснил для себя его появление в этой квартире. А что, если адрес был известен не одному, а двоим, наиболее близким, приятелям Аксимова? Причем совершенно необязательно он должен был отдать их именно Трошнику только потому, что тот поехал его провожать.
Он мог отдать их и Савицкому.
А Трошнику — только назвать адрес. И сказать, у кого ключи, если понадобятся.
Погруженный в свои тяжелые мысли, Веремеев не обратил внимания на то, что за забором остановилась машина. И шагов по гравиевой дорожке, ведущей к двери, он тоже не услышал. Он даже никак не отреагировал, когда к нему подошли сзади. Только в самый последний момент, когда разрозненные обрывки истины вдруг сложились перед ним в единое целое, он резко обернулся…
Его зрачки успели поймать блеск света на лезвии топора.
***
Если раньше Ира не знала, что такое настоящий психоз, то теперь ей пришлось познакомиться с этим состоянием по полной программе. Она места себе не находила. Какая там диссертация, у нее ручка из пальцев выпала, когда Ира по глупости попробовала отвлечься разгадыванием сканворда. Как на зло, Лариска продолжала косить от работы. Сходя с ума от ужаса и неизвестности, Ира уже готова была поделиться всеми своими сомнительными открытиями с человеком, которого побаивалась, и который, она была уверена, просто пошлет ее куда подальше и предложит заниматься своими делами. Просто спросить его, насколько хорошо он знал бывшего участкового Савицкого и кто, в конце концов, мог знать его настолько же хорошо, чтобы через двадцать шесть лет «дословно» повторять все его действия?
Андрей Глебович Веремеев послал Иру не открытым текстом, но всё же вполне доходчиво дал ей понять, что ему не до нее. Он сбросил вызов раньше, чем она успела сказать: «А…». Фразу она договорила уже в пустоту.
Утром, перед тем, как отправиться в институт, она заглянула в Интернет. Личность убитого уже установили: ди-джей Сергей Самойлов (DJ Ураган), покинув клуб «Доллз-Хауз», в котором работал, около пяти часов утра в воскресенье, так и не появился дома. В морге его опознала сестра. По утверждению секьюрити клуба, Ураган уехал не на своей машине, однако номер и марку авто они не запомнили. Видеокамеры наблюдения, установленные на автостоянке, не зафиксировали отъезд ди-джея: по-видимому, убийца принял меры предосторожности и ожидал Самойлова в отдалении от клуба.
К полудню понедельника разрубленный на части труп Самойлова, упакованный в спортивную сумку, уже находился на поле между Битцевским лесопарком и Севастопольским проспектом. А к восьми вечера туда ненадолго зашла Ира — постоять, покурить, нарисовать в воображении прошлое.
Ровно в пять приехала Вика — как обычно, очень красивая, стильно одетая и с непроницаемым видом каверкающая английский язык до полной неузнаваемости. Левое запястье у нее было перебинтовано.
- Как твоя рука? — спросила Ира.
- Ничего, только кожа лопнула, кто-то мне сказал, можно заражение схлопотать. Придется пока с бинтом походить.
Ира рассчитывала, что сможет продержаться эти полтора часа и нормально провести занятие, не выпустив рвущуюся наружу истерику. Но это у нее не получилось. Уже через пять минут она зашлась рыданиями.
Совершенно ошарашенная Вика, мгновенно перестав загадочно улыбаться и утратив свою флегматичность, пыталась ее успокоить.
- Ирина Вячеславовна, ну что с вами такое? Ну ладно вам, ну перестаньте вы! Это из-за того, что я не смогла сказать: «Целый день провела дома»? Я сейчас вспомню, какое там правило, только вы не плачьте!
Ира расхохоталась сквозь слёзы. Наверное, только Вика могла таким образом объяснить неадекватное, мягко говоря, поведение преподавательницы. Она ничего не понимает. Ей неизвестно, сколько всего пришлось узнать преподавательнице за последние несколько дней.
Она не знает, как внутри тебя колотится страх — словно дикий, неизвестный науке зверь, по какой-то случайности посаженный в клетку и кидающийся на прутья. И оттого, что зверь находится в клетке, он не становится менее страшным.
- Вика, ты тут совсем ни при чем, - сказала Ира, вытирая ладонью глаза. — Извини меня. Сейчас всё будет нормально.
- Нет, не будет нормально, - возразила Вика, доставая из кармана замшевой курточки аккуратно сложенный носовой платок. — Вот, возьмите. По вам видно, что у вас что-то случилось. Если хотите, можете мне всё рассказать.
- Всё рассказать? — переспросила Ира. Она не представляла, как можно что-то рассказывать Вике — с ее загадочной улыбкой, с ее демонстративным безразличием ко всему на свете.
- Ну да, всё рассказать, - Вика присела на краешек стола рядом с Ирой. — Вы не поверите, но знакомые называют меня «Свободные уши». Вы, главное, не молчите.
- Вика, я не знаю, что тебе рассказывать.
- Вы не знаете, как рассказывать. А вы давайте с самого начала. А потом посмотрим, что можно придумать. Ну что, поехали?
- Если с самого начала, получится очень долго.
- А я не тороплюсь.
- Видишь ли, эта история, она началась еще когда я была совсем маленькой. А теперь… как бы сказать… теперь появилось продолжение.
- Ух ты! — Вика округлила глаза. — А про привидений там есть?