Настя Любимка
Академия сиятельных
Пятый факультет
Глава первая
Райан Валруа.
Спина горела огнем. Боль сковывала движения, я цеплялся пальцами за сухую землю и все равно заставлял себя ползти вперед.
Там Хейли и Велиар. Я нужен там, а не здесь, отшвырнутый волной неистового пламени.
Ослепительно белый свет застиг врасплох, не давая не то, что произнести заклинание, призвав щит, я даже голову опустить не успел.
Что я знал о боли?
До этого момента — ничего.
Казалось, что я состою из одной только боли, что каждая клеточка моего тела пропитана ею. Лишь она одна правила балом и давала понять, что я все-таки жив.
Я блуждал по лабиринтам утомленного сознания, не видя и не слыша ничего, и растворялся в волнах боли, что тугой пружиной выкручивала нутро.
Я был потерян для всего и всех, я был кем-то и никем, и как не пытался, не мог вынырнуть в реальность.
Я умер? Нет же… не должен. Не могу.
Хейли! Я должен идти к ней!
— Тише! — усталый голос обрушился водопадом, став тем самым катализатором моего возвращения. — Ты почти сорвал голос.
— Тише, Райан. Тише, мое солнышко. Все будет хорошо.
Я жадно вслушивался в тихие слова, силясь открыть глаза, но так и не преуспел.
Слышал шаги и где-то вдалеке шум прибоя.
— Молодец, полежи тихонечко.
— Мама?!
— Я здесь, дорогой. Я здесь.
У меня даже времени не было на то, чтобы подумать о том, каким образом я оказался у матери. Все мое существо рвалось к той единственной, что осталась без защиты. Я предпринял отчаянную попытку встать и…
— Нет! — яростный крик королевы слился с невообразимой болью, которая оглушила и лишила сознания.
Я не знаю сколько прошло времени прежде, чем я смог открыть глаза и наконец увидеть окружающее пространство.
Несколько раз до этого я выплывал из омута боли и беспамятства, все также силясь подняться, но неизменно проигрывал, зачерпывая все новые грани мучительных судорог.
А сейчас с некоторым удивлением обнаружил себя привязанным к кровати и дернулся, но был остановлен.
— Пообещай мне, — мама заметила мое пробуждение, — пообещай мне, что ты не будешь пытаться встать, Райан!
Я не мог дать такого обещания, но и спешить с подъемом тоже не стал. Что-то было не так, совсем не так.
— Каждый раз, когда ты пытаешься это сделать, тебя будто рвут на части изнутри. Раны не успевают закрываться, ты делаешь лишь хуже, и я боюсь, что у меня не хватит сил на очередную агонию. Райан, я едва вытащила тебя! Услышь меня!
— Развяжи, — прохрипел я и тут же сморщился, к горлу словно раскаленным клинком прикоснулись.
— Я не буду уходить…сейчас.
— Ты не привязан, — прошептала мама и нагнулась к моему лицу. — На тебе нет ничего, кроме простыни.
— Но…
— Я не знаю, что происходит, сынок и что сдерживает тебя. — Печально призналась мама. — Я не знаю, потому что твое тело цело, но тебе что-то мешает, и я бы подумала на печать, от которой и идут твои страшные раны, да только у нее другой спектр действий…
Я шокировано смотрел на изможденную мать, которая вглядывалась в мое лицо, будто желая найти в нем ответ. Что если тот ритуал не призывал души Богов в наш мир, а превращал в мраморные камни?! Если я не привязан и мой организм справился с той магической мощью, то почему тогда я не чувствую своего тела и не могу пошевелить даже пальцем?!
Неужели я пошел по пути превращения в статую, как это произошло с Эльхором? Почему, если ритуал проводила Хейли?
— Хочешь пить? — обтирая мой лоб мокрым полотенцем, спросила мама.
— Да.
— У меня не так много возможностей здесь, — королева вздохнула и отошла от кровати, — ты нашёл воистину неприступное место, хорошо хоть озаботился провизией на длительный срок.
Я знал, что с ней сейчас происходит и почему мама так много говорит. Это ее защитная реакция — пустая болтовня, чтобы передохнуть, чтобы сбросить тяжелый груз и расслабиться после перенапряжения.
Я испугал ее не на шутку.
— Райан, вздумаешь меня прятать снова, не забудь подумать о способе связи с союзниками, потому что… я не всесильна.
И в этом признании лишь на миг прорвалось ее отчаяние и страх. Королева всегда умела контролировать свои эмоции. И она не позволяла ни мне, никому еще, видеть то, что творилось на ее душе. Нет, она не была чёрствой, мама считала, что нам ни к чему тревожиться за нее, полагая, что нам и так хватает забот.
Матушка присела рядом со мной и приподняла мою голову, чтобы тут же напоить солоноватой водой.